Тревожные сигналы в виде разговоров о возможной принадлежности Рамзая к Коминтерну, вместе с тем, как показали ближайшие месяцы и годы, не давали никаких оснований для заключения о том, что раскрыта агентурная деятельность «Рамзая» как военного разведчика, и его «связи» находятся в разработке у китайской контрразведки.
Агентурная сеть после Рамзая развивалась, переживала отдельные локальные провалы, не затрагивающие в целом деятельность всей сети, сокращалась новыми резидентами и вновь развивалась всё на том же фундаменте, заложенном Рамзаем.
Итак, в «Заключении по Шанхайскому провалу 1935 года» отмечалось следующее:
«… II. Состояние резидентуры перед приездом Абрама.
До приезда Абрама Шанхайской резидентурой руководил с 1931 г. резидент Рамзай, который в своей работе допустил целый ряд ошибок в подборе кадра источников, в построении сети, в организации связи с источниками.
… При Рамзае была создана расплывчатая, весьма громоздкая сеть, преимущественно состоявшая из китайцев-партийцев, полученных и привлечённых к работе через китайский партийный аппарат или через лиц, близких к партии (как, например, Агнес Смедли), которые, несомненно, находились под постоянным наблюдением иностранных разведок.
Засорённость сети непроверенными людьми: из 93 источников к началу 1933 г. только 4–5 давали удовлетворительную информацию, а остальные являлись неработающим балластом.
Рамзай сам производил вербовки у себя на квартире, тут же принимал своих источников, и поэтому многие источники знали настоящую фамилию Рамзая и его адрес.
Ряд других моментов сигнализировал, что Рамзай, а возможно, и часть его сети раскрыты полицией:
1. Предупреждение, полученное нашим радистом „Зеппель“ (Вейнгартом. – Авт.) от знакомого ему английского полисмена, что доктор Сорге (Рамзай) является агентом Коминтерна и СССР, чтобы „Зеппель“ подальше держался от Рамзая (заявление тов. Зеппель).
2. Случай требования английской полиции, предъявленного к госпиталю, о выдаче им советского агента доктора Сорге, Рамзая, когда последний лежал в госпитале с переломом плеча в Шанхае.
3. Заявление кельнерши Паулю, что доктор Сорге (Рамзай) является советским разведчиком, „о чем знает весь Шанхай“. (Телеграмма Пауля в Центр в 1932 г.)
4. Выполнение Рамзаем (одновременно когда он имел сеть и руководил нашей работой и людьми, с ним связанными) обязанностей субредактора коммунистической газеты „Чайна-Форум“ было недопустимым совмещением для нелегального резидента, легко раскрывавшим его перед полицией.
В результате всего этого Центр, предвидя опасность провала, отозвал Рамзая из Шанхая в начале 1933 г. и дал указания помощнику Рамзая Паулю, принявшему временно резидентуру от Рамзая:
– произвести проверку и сокращение сети, указав на наличие опасного звена в аппарате по своим родственным связям (групповод 103), которое нужно было устранить (Орг. дело за 1933–34 гг. Лл.43–45; Доклад Пауля в марте 1933 г.) …»
Под № 103 в резидентуре «Абрама» проходил Лу Хайфан, о котором не было упоминания в «Характеристике лучших связей шанхайской резидентуры» «Рамзая». Ко всему прочему, Зорге и не знал его лично. В апреле 1935 г. в бытность резидентом в Шанхае «Абрама» Лу Хайфан станет предателем.
Удивительно, что все перечисленное не имеет отношения к событиям осени 1932 г. в Китае, которые привели к отзыву «Рамзая» из Шанхая.
В подавляющем большинстве случаев приведённые «факты» далеко не соответствовали истинному положению вещей и являлись плодом невнимательного, предвзятого и не вполне добросовестного анализа документов шанхайской резидентуры автором «Заключения» полковым комиссаром Воропиновым.
Взять хотя бы утверждение о засорённости агентурной сети непроверенными людьми, когда «четыре – пять давали удовлетворительную информацию». Проведённый анализ информационной деятельности резидентуры свидетельствует об обратном – подобное утверждение было далеко от действительности. Четыре – пять агентов не могли обеспечить такой объём информации, направляемой в Центр.
Все претензии к Зорге на предмет его расконспирации и попадания в поле зрения полиции, которые были в распоряжении Центра и шанхайской резидентуры, по состоянию на середину 1933 г. приведены и проанализированы ранее. Поэтому «свидетельство» «Зеппеля», если оно и было сделано, то было зафиксировано значительно позже. Удивляет лишь, почему «Зеппель» сразу же не доложил Рамзаю об услышанном? Рамзай рвался домой – в Советский Союз – и не стал бы скрывать от Центра доклад «Зеппеля», который являлся для него основанием для безотлагательного отъезда из страны.
Случай с требованием английской полиции о выдаче им советского агента доктора Зорге не подтверждается никакими документами и является плодом воображения анонимного автора. И вообще, подобное требование абсурдно по самой его сути. Почему обязательно забирать «советского агента» из больницы, а не из дома, где он проживает? Тут-то не надо спрашивать никакого разрешения, да и не у кого.
Всё, о чём докладывал «Пауль» в Центр, известно, поэтому «сообщение кельнерши Паулю» – следствие фантазии Римма или очередного анонимного источника. Удивительный контраст между положительными отзывами Зорге о своих подчинённых – сотрудниках шанхайской резидентуры – и наветами «Пауля» и «Зеппеля», которые пытались необоснованно очернить своего резидента.
Вместе с тем следует обратить внимание на тактику полиции по выявлению агентов Коминтерна и советских разведчиков в Шанхае, которая укладывается в русло обвинений, высказанных Воропиновым. Так, кому-нибудь из иностранцев (советских разведчиков или представителей Коминтерна, как в вышеприведённых случаях) сообщалось, что полиции или, более того, «всему Шанхаю» известно о принадлежности к разведке или Коминтерну человека, хорошо знакомого этому иностранцу. При этом полиция рассчитывала, что если её информация окажется верной, то руководители упомянутого лица здесь, в Шанхае, и там, в Москве, начнут принимать срочные меры по локализации провала. В любом случае подозреваемый должен был радикально изменить своё поведение, если не совсем исчезнуть из страны. В частности, такая комбинация полиции привела к отзыву из Шанхая в 1934 г. Стронского, который в течение двух лет был связан с Зорге.
В феврале 1934 г. два курьера «Большого дома» по доставке денежных средств для коммунистической партии Китая попали под подозрение полиции: курьеры четыре раза получали большие суммы денег, а это не вязалось с их социальным положением, так как по американским паспортам один был шофёром-механиком, а другой курьер – женщина – машинисткой-стенографисткой. Имело, по-видимому, значение и то, что переводы шли из Парижа, где разыгрался крупный финансовый скандал, известный как «дело Ставиского», и поэтому финансовые транзакции из Франции привлекали усиленное внимание полиции.
О подозрениях полиции женщине-курьеру сообщил в первых числах марта управляющий отеля, где она остановилась. По его словам, полиция английского сеттльмента сначала считала, что дело связано с торговлей опиумом, но потом заподозрила, что здесь замешан советский шпионаж. Затем управляющий спросил женщину-курьера, знает ли она «Джона» (Стронского), «который занимается советским шпионажем». «Джон» при этом