К личным связям Зорге относились бывшие и настоящие германские военные советники, и переводчик германских советников, отдельные его контакты в немецкой колонии и генеральном консульстве. В Центре к такой личной связи отнесли и связь с японским агентом Фунакоси. Существовала слабая надежда, что связи среди германских советников, что являлось самым ценным в личных связях Зорге, сможет перенять немец Войдт. Но все его попытки оказались напрасными – на то они и были личными связями, построенными на доверительной основе, что не могли быть переданы кому угодно, тем более заочно, а не при личных встречах.
В целом, судя по переписке Шанхая с Москвой, Римм и Стронский не совсем ясно представляли, какое «наследство» досталось им от Зорге и как этим наследством распорядиться. Наступил в определённой степени паралич руководства.
Более того, Римм чувствовал себя временщиком, ожидая обещанного ещё в конце прошлого года прибытия полноправного резидента. Прибытие же такового по непонятным для него причинам всё откладывалось и откладывалось.
Руководство Центра информационной работой шанхайской резидентуры поражало своей инерционностью, если не сказать больше. 12 декабря «тов. Паулю» была направлена телеграмма следующего содержания: «Почтой в конце августа вам послано полугодовое задание. Обеспечьте получение его с севера. Конкретные указания и задания будут вам даны по заслушивании доклада Рамзая. Рамзай приезжает на днях. Мельников». Таким образом, полугодовое задание было отправлено в конце августа и к окончанию года всё ещё не дошло до потребителя.
В конце декабря опять мелькнуло упоминание о «технике»-фантоме. На сей раз в письме «Пауля и Джона» от декабря 1932 г.:
«… 5. Непонятно, что новый техник, прибывший для смены Зеппеля, не мог нас найти. Номер дома был неверный. Остальное всё правильное. Кроме того, на нашей улице есть лишь один фотомагазин, это наш. Отъезд Зеппеля всё продолжает оставаться актуальным. Его положение даже ухудшилось, так как он отказался от своей крыши. Мы надеемся, что новый уже в пути».
Из переписки не следовало, прибыл «техник» в Шанхай или нет. Если прибыл, то, при чём здесь надежда на «нового» техника? Или «техник», не найдя своих «работодателей», вернулся назад в Европу?
В Центре на основании информации, полученной из Шанхая и представленной Рамзаем, составили схемы новой организации шанхайской резидентуры с предложениями по её сокращению, пока ещё сохраняя старую нумерацию агентуры, городов и провинций. Схемы были подписаны помощником начальника 2-го Отдела А. Я. Климовым. Согласно новым схемам шанхайской резидентуры по состоянию на 1 января 1933 г., вся китайская агентура, ранее замыкавшаяся на Чжана, была поделена почти поровну между ним и Сяо. На Сяо (в новой нумерации он был обозначен как № 101) сходились теперь следующие агентурные связи:
– в самом Шанхае – групповоды № 12 (№№ 37 и 38), № 14 (№№ 40, 41, 42 и 43), а также № 15 – «бюро переводов при резидентуре»;
– в Нанкине – групповоды № 13 (№№ 39, 101 и 102), № 103 (№№ 104, 105) и № 106 (№ 107), а также агент № 110;
– в Кантоне – вся прежняя агентурная сеть, направляемая групповодом № 801 – Цай.
– в провинциях Цзянси, Фуцзянь и Хунань (были переданы все прежние агентурные связи).
За Чжаном, переведённым в Пекин (Бэйпин), из прежних агентурных связей сохранились следующие:
«Собственно в Пекине, в Ханькоу, в Нанкине (№№ 108, 109, 110, 111 и № 17, переводчик германских советников, связь Рамзая), а также в Ханькоу, Маньчжурии и в провинции Хэнань». /Оп.3575. Д.4. Л.19/
Сяо замыкался на Римма, а Чжан – на Стронского. Были предусмотрены и резервные связи Сяо с «Джоном», а Чжана с «Паулем».
По оценке Центра, из китайской агентуры подлежали сокращению №№ 17 (переводчик германских советников), 108 (капитан 87-й дивизии), 109 (переводчик одного из немецких инструкторов), 110 («Рудольфина», жена «Рудольфа» – сотрудница китайского министерства иностранных дел) и 111 (заведующий канцелярией в МИДе) – в Нанкине и № 15 – в Шанхае («бюро перевода и китайские девушки, связные»).
Более «драконовским» сокращениям, по мнению Центра, подлежали агенты из числа иностранцев или источники агентов из числа иностранцев. В частности, предлагалось ликвидировать № 9 – Фунакоси со всеми его источниками. Планировалось отказаться от всех источников в журналистской и дипломатической среде, которыми располагала Агнес Смедли, и в правительственных и партийных кругах, которые имела Сун Цинлин.
Предусматривалось также ликвидировать связи в германской колонии и Генеральном консульстве. Ликвидации подлежал и Фишбейн – № 11, с его выходом на французскую полицию и «семёновские круги» в Шанхае.
Однако это было только начало сокращения агентурной сети.
Первые результаты этих новаций не заставили себя ждать. Присутствовал в них и позитив. Существенно повысилась, по мнению «Пауля», продуктивность работы пекинских источников. В Пекин «был переброшен наш активнейший и испытанный кит[айский] сотрудник Чжан, который за один декабрь взял в руки имевшихся там информаторов, и продуктивность северной группы значительно поднялась, как это видно из почты № 1», – так Чжана характеризовал «заместитель» отсутствовавшего шанхайского резидента – «Пауль». Однако механическая передача агентов, ранее незнакомых людей, на связь от одного групповода к другому не могла пройти безболезненно.
Произошёл провал, который внёс коррективы в предложенные схемы организации агентурной сети, которые оставались, в основном, на бумаге и пока ещё не заработали.
31 января 1933 года Пауль доложил из Шанхая: «Полиция разыскивает нашего китайского сотрудника Сяо (№ 101). 28 декабря, во время его отсутствия, полиция ворвалась в комнату Сяо, захватила с собою некоторый компрометирующий материал. Зловоние может распространиться от этого на двух наших источников – в Хунани и Цзянси. Обоим приказано скрыться. Сяо сам скрывается в Шанхае. Принимаем меры к перестройке шанхайского аппарата».
«Во избежание неприятностей отправьте Сяо из Шанхая хотя бы в Тяньцзин – Пекин», – порекомендовали 3 февраля из Центра.
В этой ситуации обращает на себя внимание тот факт, что доклад о происшедшем был сделан спустя месяц с лишним, а также, что не было ясности, от какого источника поступил материал, изъятый полицией. Все это свидетельствовало о неуправляемости шанхайской резидентуры её новым временным руководством.
7 февраля 1933 г. из Москвы за подписью Давыдова поступила развёрнутая телеграмма с рекомендациями по локализации провала:
«Наряду с принятием срочных мер в отношении изоляции Сяо, необходимо срочно выяснить, по какой линии идёт провал, насколько и какие ответвления сети он захватывает, имеет ли место провокация. Подробно информируйте. Считаем необходимым выключить всю сеть Сяо, впредь до уточнения объёма провала. Одновременно примите предохранительные меры в отношении основного аппарата резидентуры».
Спустя три дня «Пауль» прислал ответную телеграмму, в которой привёл хоть какие-то конкретные данные:
«Шанхай, 10 февраля 1933 года. По делу Сяо