В телеграмме от 20 февраля Римм сообщил: «… Случай с Сяо не дал до сих пор дальнейших ответвлений. … От сентябрьского провала в Нанкине у нас опасным звеном всё же является Лю (№ 2 в „Характеристике“ „Рамзая“. – Авт.), который сейчас находится в Пекине. Изоляция его и его семейства обходится ежемесячно около 50 амов.
Нельзя ли его перебросить к нам домой».
«Сяо нам здесь не нужен», – отреагировал кто-то из руководства резолюцией на шифртелеграмме, не разобравшись, что речь идёт о другом человеке – о Лю.
К тому времени из Кантона в Шанхай была отозвана Цай. 17 января «Пауль» писал в оргписьме по этому поводу следующее: «2. Кантонская группа слаба в отношении политической информации. С выбытием из строя Туна (мужа Цай) на Юге мы не имеем ни одного политического источника. Только за последнее время Цай нащупала связь с военно-политической академией в Кантоне. Но перспективы ещё не ясны. Учитывая то обстоятельство, что Цай проработала на Юге уже свыше 2-х лет и что она там не имела никакого занятия, дальнейшее её пребывание там становится опасным для неё самой и нашей сети. Мы решили её ещё в конце января послать на юг, для того чтобы забрать оттуда обещанный ей материал (исключительно военного характера) и после возвращения оставить при Хсиао (Сяо. – Авт.), а вместо неё на юг послать политически крепкого парня-китайца. Полагаем Суна, который сейчас в северной части Цзянси, но ждём его возвращения».
А вот что писала о своей новой работе сама Цай:
«101-й (Сяо. – Авт.) сменил Чжана, так как наша работа развивалась и необходимо было разъединить внутреннюю работу от внешней, я была переведена в Шанхай, где я с февраля 1933 г. была ответственна за внутреннюю работу. …Всё остальное (за исключением „меньше 10 % переводческой работы“. – Авт.) делала я сама, например, регулярные отчёты по антикрасным кампаниям, важные документы и отчёты из различных мест».
Обмен нотами между Народным комиссаром иностранных дел СССР и главой китайской делегации на Конференции по разоружению в Женеве о восстановлении дипломатических и консульских отношений между Советским Союзом и Китаем состоялся 12 декабря 1932 г. В рамках восстановления дипломатических и консульских отношений в последующем был решён вопрос об открытии посольств и консульств на территории обеих стран, в том числе посольства СССР в Нанкине и генерального консульства в Шанхае.
А это влекло за собой создание резидентур «под прикрытием» соответственно посольства СССР и консульств. Если бюджетом на это и была предусмотрена специальная статья (что маловероятно, так как переговоры велись долго и без особых результатов), то она не покрывала всех расходов. Поэтому неизбежным следствием открытия новых резидентур явилось сокращение расходов на содержание зарубежных резидентур и, в первую очередь, в Китае. Эта чаша не миновала и шанхайскую нелегальную резидентуру.
Однако от «Пауля» потребовали резкого сокращения – в два раза – расходов на содержание шанхайской резидентуры. «Ваша смета дополнительно сокращена до 1000 амов. Надеемся, что в эту сумму вы уложитесь. Три тысячи амов по апрель ваш курьер получит на севере. Мельников», – сообщалось в телеграмме от 19 января 1933 г., адресованной в Шанхай. Такое сокращение могло быть оправдано только тем, что сужался круг задач, стоявших перед шанхайской нелегальной резидентурой, в связи с появлением новых «легальных» резидентур.
«Пауль» попытался добиться хотя бы небольшого увеличения оговорённой суммы. 3 февраля 1933 года он докладывал о финансовом состоянии в резидентуре: «Бюджет в 1000 амов для нашей работы недостаточен. Наш руководящий и технический аппарат в Шанхае обходится в 720 амов. Поездки на север, если считать через 2 месяца, – 75 амов. Сокращая оклады шанхайским сотрудникам на 10 процентов, наши расходы выражаются в 700 ам. долларах. На всю сеть остаётся только 300 амов, которых обыкновенно хватало лишь на Кантон. По отсеивании наших связей, которое можно провести только к концу февраля, общая сумма на добывание материалов выразится около 800 амов. Убедительно просим оставить нам бюджет в 1500 амов. Если это невозможно, то нам придётся закрыть все наши связи в Пекине (Бэйпине. – Авт.) и Тяньцзине. Срочите ответ. № 56. П.»
В ответ на возражения Римма заместитель начальника 2-го (агентурного) отдела В. В. Давыдов дал указание «т. Климову»:
«Срочно Ваши соображения по вопросу максимального сжатия сети за счёт отсева мелких и ничего не дающих источников». И соображения последовали.
«Консервируйте агентуру на юге полностью (выделено мной. – Авт.), – предписывалось в телеграмме, отправленной из Москвы 13 февраля 1933 г. – Широко развёрнутая сеть создаёт большие опасности провалов. Необходимо её жёстко сократить, отобрать только наиболее ценных. Сожмите расходы до рамок вашего нового бюджета. В работе руководствуйтесь основными установками нашего плана и общими задачами, стоящими перед нами в Центральном Китае. Давыдов».
Ограничивать шанхайскую резидентуру только задачами, стоявшими «перед нами в Центральном Китае», было непониманием внутриполитической обстановки, складывавшейся в Китае. Кантон и провинции Гуандун и Гуанси, поддерживаемые Великобританией, по-прежнему представляли собой серьёзную угрозу нанкинскому правительству, что нельзя было не учитывать при раскладе сил в стране. В то же время продолжалась японская агрессия, которая перекинулась с Северо-Восточного на Северный Китай. А оттуда и до Бэйпина было рукой подать.
В начале 1933 года в Шанхай из Мукдена вернулся Представитель ТАСС Макс и снова связался непосредственно с Риммом и Стронским и позже с «Абрамом», когда тот, наконец, объявился в Шанхае и «с которым работал в очень тесном контакте до самого отъезда». «До приезда нашего консульства эта работа по-прежнему выражалась в систематической передаче нелегальному аппарату всей накапливаемой информации, организации перебросок людей (в этот период довольно часто)», – писал Макс в 1935 г.
22 февраля в Шанхай пришла телеграмма, сообщавшая об установлении псевдонима для Войдта и о выезде в Шанхай нового радиста «во плоти и крови»:
«Устанавливаем для Войдта кличку „Вот“, которой и пользуйтесь в переписке.
Вильгельм Бюргель [52] – настоящая фамилия выехавшего техника, возможно, примет новую фамилию Рудольф Шраин, но это не окончательно. Имеем сведения о выезде его из Берлина одиннадцатого, других подробностей нет. Явка дана к Воту. Давыдов».
Тем временем демонтаж шанхайской резидентуры, созданной «Рамзаем», шёл полным ходом.
И