Из «старых» связей «Пауль» и «Джон» переняли связь с Сун Цинлин, вдовой Сунь Ятсена, которая по схеме (проходила под псевдонимом «Лия») теоретически замыкалась на Стронского. Однако и этот источник информации, как и немецкие инструктора, вскоре сошёл на нет. Причин тому было две: отсутствие в резидентуре фигуры в качестве собеседника масштаба Рамзая и – основная – перманентная связь Сун Цинлин с представителями Коминтерна, которую Зорге так и не удалось разорвать, тем более что вдова Сунь Ятсена и его воспринимала как представителя Коммунистического интернационала или Наркоминдела.
При этом Сун Цинлин занимала активную общественную позицию, находясь под прицелом китайской и иностранных контрразведок и шанхайских полиций международного сеттльмента и французской концессии. 8 марта в Шанхае состоялась конференция представителей ряда антиимпериалистических и волонтёрских организаций (65 участников). Основным оратором была «мадам Сунь Ятсен», которая выступала от имени «Китайской лиги защиты гражданских прав (создана в конце 1932 – начале 1933 гг.) В качестве основных требований она выдвигала следующие: „1) 80 % войск и все самолеты использовать против Японии; 2) вооружение народа и организация добровольных военных формирований; 3) демократические права … а также освобождение политзаключённых; 4) прекращение наступления на советские районы“.
Сун Цинлин было позволено всё. В народе её воспринимали как „мать страны“, поскольку её муж Сунь Ятсен был объявлен Гоминьданом „гофу“ – отцом государства.
Представитель Исполкома Коминтерна в Китае А. Эверт писал в Москву И. А. Пятницкому о том, как ему удавалось направлять деятельность Лии: „… под нашим влиянием поставила вопрос об освобождении политических заключённых и эффективно разоблачала в прессе террор, пытки и т. д.“.
С января 1933 г. Исполком Коминтерна и его Дальбюро стали постепенно утрачивать возможности влиять на внутрипартийную жизнь КПК. После отъезда временного Политбюро связь с ним свелась до минимума. Радиограммы, посылавшиеся в Жуйцзинь Эвертом, не смогли заменить личного общения коминтерновских эмиссаров с Бо Гу (после отъезда Вана Мина в Москву в качестве руководителя делегации КПК при Коминтерне Бо был избран членом Центрального бюро КПК) и другими вождями партии. Из партийного руководства в Шанхае на какое-то время оставались только Ли Чжушэн, возглавлявший вновь созданное Шанхайское бюро ЦК, и Кан Шэн. Но последний в июне 1933 г. выехал в Москву, где с конца июля под псевдонимами „Пятницкий“, „Кон Син“ и „Босс“ начал работать заместителем Ван Мина, а Ли Чжушэн через год попал в гоминьдановскую засаду, „потерял лицо“ – предал и стал сотрудничать с полицией. В начале октября 1934 г. после нового, и на этот раз – окончательного, провала шанхайской организации партийная работа в этом городе практически сошла на нет. Вскоре после этого Исполком Коминтерна ликвидировал Дальбюро в Шанхае.
В январе 1934 г. был сформирован новый состав Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, в который вошли семь человек: Бо Гу, избранный генеральным секретарём, Ло Фу, Чжоу Эньлай, Чэнь Юнь, Ван Мин, Чжан Готао и Сян Ин.
Всех их, за исключением двух последних руководителей китайской компартии, Зорге не только знал лично, но и летом 1931 г. обеспечил их вхождение в состав временного Политбюро ЦК КПК.
Во второй половине апреля Центр поставил задачу перед Шанхаем помочь в легализации Рамзая в Японии.
„Телеграмма № 516/34
В Шанхай. Тов. Паулю
19/IV 1933 г.
Срочите об использовании возможностей Вота (Войдта. – Авт.) в отношении газет, отдельных лиц, связанных с газетами, которых можно было бы использовать для получения представительства на Японию. Представительство нужно для Рамзая. Мельников“.
В письме из Москвы от 23 апреля 1933 года, адресованного „Паулю“, опять обращалось внимание на поставленную задачу: „…Для его легализации („Рамзая“. – Авт.) мы просили Вас выяснить возможности Вота, его связи с газетным миром и т. д., чтобы он если не дал рекомендации, то во всяком случае указал объекты, которые можно было бы использовать для получения легализации Рамзая. Отсутствие ответа от вас кажется странным. В чем дело? Мы бы не хотели глубоко втягивать Вота в нашу организационную работу, но его возможности использовать считаем необходимым“.
Учитывая продолжительность следования почты из Москвы до генконсульства в Харбине, а оттуда – курьером до Шанхая, рассчитывать на скорый ответ не приходилось. Такие вопросы не должны были решаться и не решались в почтовой переписке. Скорее, это был крик души или отписка.
Уже 24 апреля 1933 года „Пауль“ докладывал в Москву: „Вот может дать рекомендации к редактору Фердинанд Фриед – Теглихэ Рундшау, секретарю Остазиатише Гезельшафт в Гамбурге – доктору Моор, секретарю Фербанда Фюрфернен Остен („Ассоциации по изучению Дальнего Востока“. – Авт.) в Берлине доктору Линде. От Бернштейна (германский представитель „Опенштайн и Коппель“ – железные дороги на Дальнем Востоке – Авт.) в Шанхае – к Магнусу Ульштейну (газетно-журнальный трест. – Авт.), рекомендацию известному бывшему немецкому послу в Японии Зольф от его дочерей Либернштейна [Бернштейна].
Срочите, нужно ли доставить эти письма Рамзаю и куда или же послать непосредственно упомянутым лицам? На какую фамилию нужно составить письма, и какой текст ему подходит? № 158“.
Центр отреагировал через несколько дней:
„Телеграмма № 516/39
В Шанхай. Тов. Паулю
28/IV 1933 г.
Желательны рекомендации для Фрида, Линде и Золф и, если возможно, также для „Тат Крейс“. Надо срочно послать по адресу: „Зорге, Берлин – Шарлотенбург, Кайзердам, 72“. Содержание: „Зорге является хорошим знакомым из Китая, просьба принять и помочь ему в его дальнейших планах на Дальнем Востоке“. Отправку писем телеграфируйте. Сообщите ваше мнение о возможности использования Одзаки, а также его адрес. Дайте легальный адрес для письма вам, а также дополнительную явку“.
7 мая 1933 г. Центр продублировал свои указания Шанхаю:
„Повторяем адрес „Берлин – Шарлотенбург, Кайзердам, 72“. Фамилия, на которую написать и послать рекомендации, „Зорге“, и профессия – журналист, литератор, научный работник. Мельников“.
Уже 30 мая из Шанхая была направлена телеграмма в Москву: „Рекомендательные письма Рамзаю на адрес Кайзердам, 72 посланы Вотом 21 мая через Америку, одновременно – копии непосредственно