Кроме указанных Вами лиц, послано письмо редактору Д. А. Ц. Стреве, бывшему секретарю немецкой промышленной комиссии в Шанхае.
Пауль.
Рамзай извещён по телеграфу через т. Оскара (резидент в Берлине. – Авт.).
Давыдов“.
9 августа 1934 г. уже „Абрам“ (Бронин), наконец прибывший в Шанхай, писал в Центр: „… КОММЕРСАНТ (очередной псевдоним Войдта. – Авт.) нам оказал не одну услугу; напоминаю Вам хотя бы только то, что Р-й свою легализацию построил на письмах Коммерсанта“.
„Коммерсант с согласия Центра дал … Рамзаю рекомендательные письма на имя 2–3 редакторов немецких газет и журналов. На основании этих рекомендательных писем Рамзай получил в Германии представительства этих газет и легализован как корреспондент этих газет“, – значилось в Справке о „Коммерсанте“ от 31 марта 1937 г.
Таким образом, легализация Зорге строилась в том числе и на рекомендательных письмах, полученных с помощью Войдта.
Сам же Рихард Зорге в это время работал над монографией, посвящённой состоянию аграрного вопроса в Китае. Машинистка Лотта Бранн [53] вспоминает: „Он жил в гостинице „Новомосковская“, которая сейчас называется „Бухарест“. Ика писал тогда книгу о Китае, которую он мне диктовал на машинку по-немецки. Я знаю только, что это было в 1933 году, точно в какое именно время, не помню. Ика был очень интересный человек, высокий, тёмный, с характерными чертами лица. Он был всегда оживлён, но в то же время спокоен, он был средоточие силы, в нем было что-то очень привлекательное. Ко всему прочему он был очень обаятельным. В Москве он был весел, видимо потому, что спало напряжение“.
Однако завершить работу над монографией до командировки в Токио Зорге не удалось. Судьба же рукописи неизвестна.
Первоначально, по замыслам Центра, планировалась силами шанхайской резидентуры способствовать развёртыванию токийской резидентуры „Рамзая“ за счёт китайских агентов.
„… В отношении Сяо у нас имеется намётка послать его на острова. По имеющимся у нас сведениям, он знает язык островитян, может хорошо там акклиматизироваться и работать. Если он подойдёт, то надо начать его готовить, пусть изучает язык, страну, агентурную обстановку, устанавливает необходимые связи и т. д. О времени выезда мы вам сообщим. До этого времени его необходимо поддерживать материально. Ваши соображения в отношении его отправки на острова ждём телеграфно“, – сообщал Центр в своём письме от 23 марта 1933 г.
„Сяо для Японии не подойдёт. Он не знает японского языка“, – отреагировали в Шанхае на соображения Центра.
Негативный ответ Пауля по поводу Сяо не обескуражил руководство в Москве и спустя месяц, 23 апреля 1933 г., оно вновь вернулось к затронутой проблеме:
„… Нашу нелегальную резидентуру на островах мы бы хотели подкрепить работником из Ваших мест. Вопрос о СЯО, как Вы сообщаете, отпадает. Но может быть, можно было бы использовать кого-нибудь из старых сотрудников Рамзая. Вопрос личных отношений должен быть учтён. Необходим обязательно туземец, знающий язык островитян“.
И такой китаец, как считал „Пауль“, нашёлся. 29 мая 1933 года он докладывал в Москву: „Фамилия и адрес кит[айского] студента в Токио: К. С. Лику. 133 Тотсука-Чо, Иодохаши-Ку, Токио-Ши. Повторяю: 133 Тотсука-Чо, Иодохаши-Ку, Токио-Ши.
Фамилия Лику – японское произношение кит. знаков …
Рамзай его не знает. Мы отсюда можем написать студенту, что через некоторое время его посетит господин Смит Х., но это не надёжно и не достаточно для установления связи. Можно послать нашего парня в Японию или вызвать студента сюда для установления явки и пароля.
Срочите ответ. № 183. Пауль“.
Спустя месяц выяснилось, что китайского студента использовать нельзя, что свидетельствовало о неизученности предложенной кандидатуры в токийскую резидентуру Рамзая:
„Москва, тов. Берзину.
Шанхай, 26 июля 1933 года. Кит[айский] студент в Японии, которого мы рекомендовали Рамзаю, перешёл на новую квартиру. Его новый адрес: К. С. Лику. 1541 Нагасаки – Хигашичо. Токио, Тоиошима-ку. Повторяю: К. С. Лику. 1541 Нагасаки – Хигашичо. Токио, Тоиошима-ку.
Предупредите Рамзая, что Лику имел связь с кит[айскими] студентами, высланными из Японии по подозрению в ком[мунистической] пропаганде. Самого Лику якобы не подозревают в участии в революционной деятельности. Полагаю, что последнего можно с крайней осторожностью использовать для зацепки взамен его другого кит. студента. № 220.
Пауль.
II отд.
Надо Рамзая как-нибудь
предупредить.
27/VII Берзин“.
Следом за Вейнгартом „домой“ стала собираться Агнес Смедли.
В марте „Пауль“ докладывал в Москву по поводу Смедли:
„VIII. Как вам известно, № 5 уже давно хотел поехать домой. Она в конце апреля, самое позднее в начале мая, через Висбаден на 3–4 месяца приедет к вам домой. Полагаем, что это будет не без интереса для вас. По нашему мнению, эта поездка необходима для неё и для её будущей работы. Она все время самоотверженно работала на нас, и мы надеемся, что вы, по возможности, поможете ей. Она поедет через Висбаден, и мы просим, если это возможно, устроить для неё то же, что для № 3. Таким образом, мы экономим много валюты. № 5 должна посылать домой более значительные суммы, и если вы найдёте нужным, то можете расчеты с нею произвести дома. Мы просим телеграфного ответа и согласия по этому пункту“.
В середине мая Агнес Смедли с почтой выехала во Владивосток.
А Центр по-прежнему добивался сокращения расходов на резидентуру до одной тысячи американских долларов.
„… 2) Ваши денежные отчёты за декабрь – февраль нами получены, – сообщали „Паулю“ из Центра в марте 1933 г. – За это время мы неоднократно вам сообщали, что ваша смета – 1000 амов в месяц, что ваши орграсходы свыше этой суммы мы покрывать не в состоянии, за исключением тех, на которые вам будет дано специальное разрешение. При этом мы учитывали и тот резервный фонд средств, который у вас имелся в кассе на 1 января 33 года. А также под отчётом у отдельных товарищей и вложенный в „крыши“, считая эти средства особым манёвренным фондом, который может расходоваться только по нашему указанию. Неоднократно мы указывали на необходимость строго укладываться в вашу смету. Мы понимали, что это вам будет трудно, особенно нажимая на вашу разбухшую, малоценную и слабо эффективную сеть“.
Последняя оценка была субъективна и не отражала подлинного положения вещей. Надо было оправдать сокращение расходов – отсюда претензии к качеству агентурной сети и требования из почты в почту к её сокращению. Курс Центра на резкое и далеко не во всём оправданное сокращение агентуры не мог не сказаться и на качестве посылаемых из Шанхая материалов.
„1. С этой почтой идут Вам кое-какие старые оценки. От Вас мы давно не получали хорошей почты. Получаемая почта в количественном и качественном отношении значительно снизилась. Мы это объясняем тем положением, в котором Вы сейчас находитесь и отсутствием частой и