— И все же, где эти женщины? — спросил я.
— Я тут же отсылаю их из дворца, — Креуса уже пришла в себя. — Обычно я продаю их куда-нибудь далеко. Мне ни к чему тут дети. У нас нужно работать, дети будут только мешать.
— Не поступай так больше, — с удовлетворением произнес я. — Если считаешь нужным, отошли в имение… Ну скажем, при храме бога Диво, и пусть им дадут там легкую работу. Продавать их отныне не смей. Я запрещаю.
— Но почему? — Креуса смотрела на меня потемневшими, почти черными глазами. — Почему я больше не вольна в своих слугах? Мой господин удостоит меня объяснением?
— Удостоит, — милостиво кивнул я. — Я не хочу, чтобы этих женщин скупали сидонцы. Священная кровь царей — слишком желанная жертва для Баала. Она обладает огромной силой. Можно попросить у бога очень многое, дав ему столько.
Нокаут! Креуса открывает и закрывает рот, силясь что-то сказать, но у нее ничего не выходит. Аргумент железобетонный, ей просто нечего предложить взамен. Этот раунд она проиграла вчистую.
— Жрецы бога Грома позаботятся об этих детях, — продолжил я. — Пусть служат бессмертным. Да, сестрица? — я повернул голову к великой жрице. — Как думаешь, это удачная мысль?
— Конечно, государь, вне всякого сомнения, — растерянно кивнула Кассандра, прокручивая под короной из кос немыслимое количество комбинаций, которые из всего этого могут произойти. Судя по ее остекленевшим глазам, комбинаций было много, очень много, и все до одной скверные. Для ее родной сестры скверные, и для ее племянника.
— Теперь, что касается моего наследника Ила, — небрежно продолжил я. — Я доволен тем воспитанием, что мой сын получил, живя у своего деда. Он закалился, научился э-э-э… мстить за обиду… Да, мстить за обиду, как подобает царю. Он отлично правит лошадьми и стреляет из лука. А сегодняшнее жертвоприношение убрало последние мои сомнения. Он превосходно справляется. Теперь я сам займусь его воспитанием, и он вырастет настоящим воином и царем. А когда ему исполнится восемнадцать, он получит в управление Трою, чтобы постигать там умение властвовать. Я дам ему опытных наставников на первое время.
Креуса пыталается открыть рот и сказать что-то, но каждое мое слово было подобно гвоздю, забиваемого в крышку гроба. И ведь ей нечем крыть, в моих словах нет логических прорех. Она чует подвох, но ничего сделать уже не может. Сказанное было бесспорным, окончательным и бесповоротным. Я просто не дал ей произнести ни слова.
— А когда боги призовут меня к себе, — торжественно закончил я, — именно мой сын Ил станет ванаксом Талассии. В этом я клянусь Посейдоном и Сераписом. Скажи, царица, ты ведь этого хотела?
— Этого, — выдавила она из себя, понимая, что ее только что облапошили, но пока не понимая, как именно.
— Я развеял твои опасения? — любезно спросил я ее.
— Да, мой господин, — понемногу приходила она в себя. — Но мои советы… Я рассчитывала, что смогу быть рядом и помочь…
Все, она попалась!
— Хорошо! Хорошо! — примирительно поднял я руки. — Ты же знаешь, что я ни в чем не могу тебе отказать, царица. Раз ты так просишь, то в Трою он поедет вместе с тобой. Действительно, кто лучше, чем дочь царя Париамы, сможет договориться с тамошней знатью. Благодарю тебя, дорогая жена. Я не ожидал, что ты решишься на это, а сам предложить не рискнул. Но раз ты сама этого хочешь, то так тому и быть!
— А… э… — пыталась что-то сказать Креуса, но я уже махнул рукой. Дело сделано. Она у меня на крючке. Теперь я могу оставить ее при себе, а могу отослать, когда захочу.
— Ты считаешь справедливым мое решение? — спросил я ее, и она кивнула, растерянно глядя на сестру. — Раз тебя все устраивает, то этот вопрос решен, и мы к нему больше не возвращаемся. Иди, царица, у тебя много дел.
Женщины поклонились и вышли из моего кабинета, по-прежнему напоминавшего своей помпезностью сталинскую станцию метро, а я остался сидеть, обхватив голову руками.
— Пусть противник сделает первый шаг. Сокруши врага в момент его зарождения, — горько сказал я сам себе. — Миямото Мусаси написал. Пока вопрос закрыт, а там видно будет. Я перевел ее внимание на детей рабынь, которых у нас во дворце и впрямь как будто ветром надувает. Пусть моя жена выясняет, от кого залетела каждая из наших прачек и ткачих, и от кого они будут залетать в дальнейшем. У нее на это уйдет целая уйма времени. Пусть борется с тем врагом, которого я ей подсунул, не понимая главного. Елки-палки! Неужели мне придется воевать с собственной семьей? Сколько царей было убито своими сыновьями и отравлены женами! Ил еще мал, но его жажда власти неуемна уже сейчас. Он просто упивается ей. Сможет ли он дождаться, когда я умру? Не уверен. Неужели и мне нужно опасаться самых близких людей? А ведь Креуса любит меня. В этом ни малейших сомнений нет. Только своего сына она любит куда больше.
— И вот зачем мне это все? — шептал я. — Сидел бы в своем Дардане, пас коней и баранов. Жил бы как мой отец, и помер в неизвестности. Проклятая власть, да что ты делаешь со всеми нами…
Я посидел так немного, а потом стряхнул дурацкое наваждение.
— Да в задницу все эти сопли! Я, в отличие от них, заслужил свою жизнь. И люди, которые шли со мной все эти годы, тоже ее заслужили. Черта с два я позволю разрушить все это кому бы то ни было. Даже если эти кто-то — единственный сын и жена, спасшая когда-то мою шкуру. Сможет Ил измениться — получит власть. Не сможет — не получит.
Я потянулся в кресле, в целом довольный собой, а потом позвонил в колокольчик. Когда в кабинет вошел мой новый секретарь, по-военному приложив руку к груди, я сказал.
— Тарис, завтра после обеда мы едем в университет.