— Говори, как учил. Четко. И знай, чем яснее у тебя самого в голове, тем лучше.
Джувон закрыл глаза. Пальцы снова легли на бечевку, теперь она была другой. Натянулась будто сама.
Он прошептал:
— Я зову тебя. Если ты был человеком — приди как человек. Если стал тенью — проявись как тень. Я зову тебя по имени. Пак Ынхо. Появись.
Ветер прошелся по комнате. Воздух стал вязким. Двигаться стало трудно. Казалось, свет тускнеет, но свечи все еще горели. Просто пространство за кругом становилось серым.
Енчжу медленно двинулся за спину Джувона, но оставался вне круга. Он следил. На его лице было напряжение, в каждом движении — готовность вмешаться. Если понадобится.
Джувон вновь заговорил:
— Ты оставил след… Ты оставил след в душах. Ты коснулся Ха Суджин. Ты коснулся О Чжонсу. И теперь ты пришел ко мне. Если ты Пак Ынхо, покажись.
Пламя свечей трепыхнулось.
На стене, где раньше висела лишь старая бумага с иероглифами, проступил прямоугольный отблеск. Как окно или зеркало. И в нем начало формироваться лицо.
Сначала размытое, как будто сплеталось из тумана. Потом более четкое.
Тонкие губы растянуты в улыбке. Глаза… слишком яркие для мертвого. Белая одежда, как у покойника. Лицо почти приятное, если бы не пустота в глазах. Пустота, в которой плескалось что-то черное, похожее на ночную тьму, и каждые несколько секунд лицо немного менялось. Улыбка кривилась, черты вытягивались. Как будто лицо не было настоящим. Марионетка. Маска.
— Привет, Ким Джувон, — сказал призрак.
Голос не был искажен. Он звучал слишком живо, словно говорящий стоял на кухне за чашкой кофе. Но в этом и был самый ужас. Он не имел права звучать так живо.
— Ты звал меня. Ты скучал?
— Я звал не тебя. Я звал правду. — Джувон чуть не сорвался на хрип, но продолжил: — Почему ты преследуешь их? Почему ты не ушел?
— Я остался. Потому что они забыли. Ты забыл. Ты — предал. Вы все. А я ведь… я был с вами. Я был частью людей. Я любил женщин. Я защищал!
— Ты бил. Давил. Уничтожал, — мрачно сказал Енчжу, который подошел ближе и встал напротив «зеркала». — Ты превратил женщин в тени самих себя. А потом еще и забрал их покой с собой, когда умер.
Пак Ынхо повернулся к нему. Медленно. Кожа на лице натянулась, словно была маской.
— А ты кто такой? Ты ведь врач? А, да, тебя я тоже знаю, Ли Енчжу-у-у. А когда она пришла к тебе, ты ее защитил?
— Я пытался.
— Пытался? — Улыбка стала шире. На щеке прорезалась темная трещина. — Ты проиграл. А теперь хочешь стать героем. Зачем? Чтобы искупить?
Джувон пошатнулся. Он чувствовал, как голос пробирается внутрь. Как будто вибрация речи проникает в тело, в сосуды и в кости.
— Прекрати! — крикнул он. — Ты не должен быть здесь!
Призрак засмеялся. И тут за его спиной в зеркале мелькнули силуэты. Тонкие. Женские. Сначала О Чжонсу. Потом — Ха Суджин. Они не двигались. Просто стояли, как будто ждали.
— Видишь? — сказал Пак Ынхо. — Они со мной. Им хорошо. Здесь нет боли. Здесь — только я.
— Ты их не удержишь, — выдохнул Джувон. — Я вытяну их. Я заберу.
Ха Суджин жива, значит, не стоит верить всему увиденному. Это морок, попытка сбыть с толку!
— Попробуй, — усмехнулся Пак Ынхо.
И внезапно зеркало треснуло. Из него потянулась рука. Потом вторая. Третья…
За ними хлынула черная волна. Что-то, что ползло по полу, по кругу, по веревке. И в тот момент, когда одна из рук почти коснулась границы, Геджин заорал:
— Не сейчас, мать вашу!
И швырнул прямо в зеркало мешочек с солью.
Пламя свечей заплясало как сумасшедшее. Волна отпрянула, но руки остались.
— Продолжай! — крикнул он Джувону. — Дай имя! Дай приказ! Он только что раскрыл лицо, а теперь ты должен назвать его вину. Назови ее и ударь.
— Пак Ынхо! — выкрикнул Джувон. — Ты использовал Ха Суджин и О Чжонсу. Давил. Не давал спокойно жить Ты питался страхом. Ты не любил — ты ломал!
Он поднял руку, в которой все еще была дурацкая лапша.
— И я не боюсь тебя! Сожги свое имя и уходи прочь!
Джувон бросил лапшу в чашу с водой. Та вспыхнула огнем, что вырвался вверх и ударил по зеркалу.
Призрак закричал. В жуткой вспышке сквозь трещины стекла женщины двинулись вперед. Их лица стали яснее, а глаза живыми. Они смотрели прямо на Джувона.
О Чжонсу прошептала:
— Спасибо.
И свет взорвался. Но… это было не все.
Глава 9
В зеркале снова проступило лицо, на этот раз почти неузнаваемое. Расплывшееся, как тушь на мокрой бумаге. Щека будто оплавилась, темнела пустая правая глазница. А вот левый глаз, не мигая, смотрел прямо на Джувона.
И этого оказалось достаточно.
По щекам Джувона потекли слезы, даже не от боли или страха. От нечеловеческого давления. Он не понимал, как, но этот взгляд лез в череп, давил на виски, душил изнутри. Изо рта вырвался пар и тут же с губ сорвался хрип. Грудная клетка дрогнула, мышцы сокращались против воли.
— Джувон, не смотри! — крикнул Енчжу, но было поздно.
Свечи погасли одновременно, будто кто-то вдохнул все пламя. Комната окунулась в удушающую темноту.
— Не смотрите ему в глаза! — заорал Чо Геджин. — Это его окно! Он лезет внутрь!
Енчжу не колебался. Он пересек круг и схватил Джувона за плечи. Тот бился в судорогах: голова откинута, рот полуоткрыт, слезы не останавливались. Тело не слушалось.
— Держи его! — крикнул Геджин. — Если он уйдет, ты не вернешь!
Из зеркала вытянулась рука. На этот раз она была больше похожа на осьминожье щупальце. Полупрозрачная, но с каждой секундой становилась все плотнее. Пальцы впивались в воздух, цеплялись за пространство.
А в следующее мгновение Пак Ынхо шагнул сквозь зеркало. Его тело было уродливо и незавершенно. Ноги заканчивались пятнами, словно их дорисовали углем, руки изгибались под неестественным углом, а грудь дымилась. Горело гнилое сердце? Лицо перекошено, словно оно пыталось быть красивым и не смогло. Однако в нем еще оставалось нечто человеческое, и это пугало больше всего.
— Назад! — рявкнул Геджин.