Они заняли маленький столик, заказали еще кофе.
Нам Чжэу посмотрел в сторону стоящих неподалеку детишек с великами.
— Конечно, я не должен этого говорить, но ты все равно меня не оставишь в покое, — произнес он. — Так вот, тело Пак Ынхо пострадало от огня, но не так, чтобы невозможно было выяснить кое-что интересное. У него остановилось сердце до взрыва машины. А потом мой коллега раскопал кое-что интересное.
— И что вы нашли? — спросил Енчжу.
— Видеозаписи. Они не сразу проявились. Были зашифрованы. Но у нас есть хорошие парни в киберотделе. На записях камеры наблюдения из детдома, даже есть название — «Дом Солнца». Архивные. Пак Ынхо каким-то образом получил к ним доступ. Скорее всего, кто-то из бывших сотрудников передал. Или хакнул систему. Мы пока разбираемся.
Нам Чжэу сунул руку в карман и вытащил флешку, после чего протянул ее Енчжу.
— Смотри сам, там фрагменты. Детская комната, коридор у изолированного зала, странные шумы. А одна запись тут без видео. Только звук. Но на нем слышно, как кто-то… как бы это сказать… шепчет с другой стороны стены, что ли… Причем голос не детский, но и не взрослый. Вообще не человеческий. И Пак Ынхо явно шантажировал этим директора Пэ Тэквона.
— Почему ты даешь это мне? — тихо спросил Енчжу, не беря флешку.
— Потому что ты все равно туда полезешь. Ты, Джувон и этот ваш прибацанный шаман. Разок заявился к нам в участок, я на всю жизнь запомнил. А если вы умрете, мне не с чем будет пойти в прокуратуру. Так что будь осторожен, господин психиатр.
— Ты за меня волнуешься, что ли?
— Ни капли.
Енчжу хмыкнул и взял флешку:
— Спасибо.
— Не за что. Просто… если она начнет шевелиться — зови меня. Я все-таки коп. И не хочу, чтобы в моем отчете опять фигурировала смерть ребенка.
* * *
«Дом Солнца» снова встретил их стерильной чистотой и петуниями. Но на этот раз Пэ Тэквон был не в своем кабинете. Он устроил встречу в зале собраний. Просторная комната, длинный стол, пластиковые стулья, флаг Южной Кореи в углу. Все слишком официально. Слишком… театрально.
— Господа, — сказал он, вставая, когда они вошли. — Рад видеть вас вновь. Уверен, ваши первые впечатления были… необычными.
— Можно и так сказать, — кивнул Енчжу.
Пэ Тэквон выглядел по-прежнему собранным, но в его голосе звучали напряженные нотки. Он держался, но при этом вид был уставший, как у человека, который не спал несколько ночей.
— Надеюсь, вы не приняли близко к сердцу некоторые… особенности. Да-да, наш детдом необычный. Да, он стоит особняком. Но мы гордимся своей системой. У нас нет бродяг, нет беглецов, нет самоубийств. Мои дети в безопасности. А это — самое главное.
— Безопасность — понятие растяжимое, — тихо заметил Джувон. — Иногда ее цена слишком высока.
Пэ Тэквон посмотрел на него, слегка прищурившись.
— Мне нечего скрывать, господин Ким, — сказал он. — И, если вам захочется еще раз осмотреть изоляционную комнату, пожалуйста. Мы ничего не утаиваем.
— Мы, кстати, ей очень заинтересовались, — ответил Енчжу, делая вид, что ищет в планшете файл. — Особенно ее акустикой. Мы как раз проводим исследование влияния тишины на нервную систему. Тема года, знаете ли.
— Прекрасно, — сказал Пэ Тэквон. — Мы открыты для сотрудничества. Хотите поговорить с детьми? Пожалуйста. Хотите устроить терапевтический сеанс? Действуйте. Все, что помогает им стать лучше. Все, кроме… — Он сделал паузу. — Кроме паники. Я прошу только об этом. У этих детей и так слишком много страха. Не надо добавлять нового.
— Беспокойство — не то же самое, что паника, — мягко возразил Енчжу.
— А страх — не то же, что дисциплина, — добавил Джувон.
В воздухе повисла тишина. Почти вязкая. Жутко неуютная. Да и в комнате будто стало чуть холоднее.
Пэ Тэквон сдержал раздражение, но уголки его губ чуть дернулись.
— Вам еще многое предстоит понять, — произнес он. — Особенно о детях, переживших ад. Иногда, чтобы их защитить, приходится делать… трудный выбор.
«Ага, и принимать непопулярные решения», — мрачно подумал Енчжу.
— Мы обязательно подумаем об этом, — кивнул Джувон. — Но еще хотелось бы посмотреть вентиляционные шахты.
— Как скажете, — сказал Тэквон. — Только будьте осторожны. Иногда… слишком пристальное внимание приводит к разочарованиям. Или… к страхам, которые лучше не трогать.
Он улыбнулся. Почти искренне. Почти. Только вот от этой улыбки было не по себе.
Их проводила на выход старшая воспитательница, словно опасалась, что они так просто не уйдут. Погода выдалась ветреная, тучи затянули все небо. Настроение было отвратительным.
Когда они отошли на достаточное расстояние, Енчжу тихо сказал:
— Он знал про записи.
— Конечно знал, — отозвался Джувон. — Но делает вид, что нет. Уверен, что даже если мы что-то узнаем, то ничего не докажем. Что мы просто волонтеры из ниоткуда.
— Зато теперь мы знаем, что он готов лгать. И делает это совершенно спокойно.
— Значит, у него есть причины. И, скорее всего, страх. Страх, что все вылезет наружу.
— Или страх… перед тем, что уже сидит внутри, — поджал губы Енчжу.
Комната. Вентиляция. Шепчущий голос.
Что бы это ни было, оно ждет. И знает, что они вернутся.
* * *
На следующий день, пока Енчжу отвлекал старшую воспитательницу разговором о реабилитационных методиках, Джувон тайком проскользнул в небольшой хозблок — ту самую комнату, где дети хранили личные вещи и старые тетради. Замок на дверце оказался почти декоративным. Джувон щелкнул им и вошел внутрь.
Полки были заставлены пластиковыми коробками с подписями: «Игрушки», «Расходники», «Рабочие тетради». Одна из них выглядела особенно старой, серой и пыльной, на ней едва виднелся почти стертый ярлык «Архив». Джувон аккуратно снял крышку, и изнутри пахнуло затхлой бумагой и уксусом.
Тетрадки шли вразнобой. Некоторые с названиями, другие без. Джувон взял одну, покрутил в руках. Обложка в зеленую клетку с рисунком радуги и крошечного человечка внизу. На первой странице размашисто выведено имя: «Со Ен-а. 7 лет». Страницы были заполнены неровными детскими каракулями: домики, солнышки, мордашки… Но все мордашки почему-то без ртов. Вместо них — штриховка, линия или вовсе пустота.
Дальше обнаружились странные надписи, разбросанные по страницам без порядка:
В полу есть рот.