— Скажи, — вдруг нарушил тишину Енчжу, когда Джувон вошел, — ты ведь слышал, что Пак Ынхо умер?
Джувон замер, но потом сказал:
— Взорвался в машине, да? Я думал, это несчастный случай. Или… месть?
Енчжу кивнул, не оборачиваясь:
— Так говорят. Я тоже так думал. Но в последнее время начал сомневаться. Уж слишком много совпадений. Машина взрывается через два месяца после того, как он начинает консультировать по частным детским учреждениям. В том числе по поводу некой «профилактики ночных страхов».
Джувон присвистнул:
— Ты думаешь, он знал про мокхвагви?
— Вдруг он… — Енчжу провел пальцем по стеклу, как будто чертил линии на несуществующей карте. — Мог он быть посредником? Или даже одним из тех, кто заключал подобные договоры? Или же стал на пути у кого-то? Например, шантажировал видеозаписями Пэ Тэквона?
— Тогда его убрали, потому что он слишком много знал? Или, наоборот, знал не то, что надо.
— Не знаю, — глухо произнес Енчжу. — Но с его смертью что-то оборвалось. А теперь снова всплывает. Или… никогда и не уходило. Просто мы только сейчас начали копать.
Они не успели обсудить это глубже, потому что в комнату вернулся Геджин. Он был не просто мрачен — его лицо казалось серым, как у старой куклы из фарфора. В руках он держал сверток, перевязанный нитью, на которой висела маленькая фигурка из ткани и пепла. Что-то в ней было тревожное. Даже Джувон невольно сделал шаг назад, хотя, казалось бы, из-за чего?
— Что это? — осторожно спросил он.
— Связующий талисман. Из очень старых. Тех, что работают на зов и отдачу. Не спрашивай, где я его взял. Если дух где-то рядом, он услышит. Если связан с местом — откликнется. Если прячется — пошевелится.
— И… что вы собираетесь делать?
Геджин посмотрел на них, как хирург перед операцией. Ни капли юмора. Только строгость и странное упрямство.
— Призвать. Сначала слабых, а потом тех, кто был рядом. Тех, кто слышал. И попытаться найти канал, по которому мокхвагви прошел в этот мир. Мне нужно, чтобы вы были рядом. Не вмешивайтесь. Не паникуйте. Если станет плохо — отойдите за круг. Про не блевать на ковер по-прежнему актуально.
— Мы не коты, — проворчал Енчжу.
— Не разговаривайте с тем, кто попытается, — не обратил внимания Геджин. — Даже если он будет… узнаваемым.
Джувон побледнел:
— Подожди. Что значит «узнаваемым»?
— Иногда духи… маскируются. Особенно такие. Они могут принять форму того, кого ты боишься. Или наоборот… того, кого любишь. Так они входят и забирают, что считают нужным. Не верь глазам. Только — звуку.
Геджин расставил свечи, высыпал соль, разложил тонкие тряпичные лоскутки с символами, которые словно двигались. В углу комнаты стало темно, будто кто-то сжал свет в кулак.
Старик начал шептать. Его голос звучал как дождь по стеклу, неразборчивый, но ритмичный, успокаивающий… пока не начал меняться.
Джувон вскрикнул первым. Воздух рядом с ним стал липким, будто плотная вата, обернувшаяся вокруг шеи. Геджин не обращал внимания, продолжал читать, а в центре круга из соли появилось пятно: не свет и не тень, а что-то, похожее на вмятину в самом пространстве.
— Не смотри в нее, — прошипел Енчжу, схватив Джувона за запястье. — Это не дух. Это его отпечаток.
Пятно колебалось, как ртуть. Из него вдруг послышался смех. Детский. Но такой… неправильный. Слишком ровный. Без интонации и звонкой радости. Просто смех, как в проигрываемой записи.
Геджин заговорил громче. Голос стал грубее, а слова… он будто доставал их из глубокой древности. Воздух затрещал. Джувон невольно закрыл уши, но даже через ладони чувствовал вибрацию. Пятно сжалось, и от него потянулась черная дымка, по очертаниям напоминающая руку.
— Он идет, — процедил Геджин. — Кто-то открыл дверь. Я чувствую след. Кровь. Медь. Страх. Его притянули… по кусочку.
— Кто? — еле слышно выдохнул Енчжу.
— Кто-то, кто когда-то жил в том доме. Кто-то, кто остался. И… сам стал дверью.
Джувон хотел было попросить выражаться яснее, но понял, что сейчас это невозможно.
Вдруг один из оберегов вспыхнул и сгорел как бумага. Пятно исчезло. А в воздухе остались только запахи гнили, старого клея и… пепла от игрушки.
Геджин откинулся на спинку стула. У него дрожали руки.
— Это все, что я пока могу. Тот, кто сейчас пришел… дух, с которым у меня связь, сказал кое-что… Мокхвагви не просто питается страхом. Он им еще и размножается. Он откладывает… части себя, что-то вроде личинок. Они просыпаются в темноте. Когда кто-то говорит: «Мама пришла, но не снаружи» — это значит, одна из частей уже ищет выход.
— Сколько их? — прохрипел Енчжу.
— Сколько раз звали. Сколько раз боялись. Сколько раз кто-то соглашался забыть о ребенке.
Наступила тяжелая тишина.
— Но… — наконец прошептал Джувон. — Мы можем найти ядро. Место, откуда он начал. Если убрать самого мокхвагви… его личинки-части погибнут?
Геджин кивнул:
— Да, если мы его запрем, остальные куски затихнут.
Он посмотрел на них с выражением, которого они прежде не видели: неуверенность.
— Но кто бы это ни был… он не остановится. Потому что в стенах этого «Дома Солнца» живет голод.
Енчжу и Джувон переглянулись, но внезапно пламя свечей задрожало, в комнате потемнело. Геджин вскинул руку.
— Не двигайтесь! Он не все сказал!
По комнате разлилось нечеловеческое шипение, от которого у Джувона пробежали мурашки по спине. Судя по лицу Енчжу, тот тоже был не в восторге.
— Кегван, твою мать… — вдруг процедил Геджин сквозь зубы, когда теперь почти видимый дух, юркая затуманенная тень, похожая на ребенка с кукольными руками, прошептал имя.
Имя, которое не должно было звучать в этом доме.
Джувон сжал кулаки, и в глазах у него появилось почти физическое напряжение, словно он сдерживал порыв пойти и выбить дверь, за которой стоял человек с этим именем.
— Кто это? — нахмурился Енчжу, откидываясь на спинку дивана. — Почему вы оба сразу посуровели?
Геджин некоторое время молчал. Он убрал из круга соль, поклонился духу, который все еще дрожал в углу комнаты, и только потом