Он вывалил на стол странный набор предметов: кусок выцветшего детского одеяла, стеклянную баночку с черной как деготь жидкостью, три бумажных листа с тонкими спиралями и старую фотографию. На снимке был ребенок лет пяти с пустым взглядом, лицо испачкано, как будто кто-то водил по нему пальцами в грязных перчатках.
— А это откуда? — хрипло спросил Джувон, не отводя взгляда.
— Я иногда бываю очень убедителен, когда лезу в закрытые архивы и… чужие дела, — ответил Геджин и тяжело опустился на стул. — В последнем, главное, не оставлять следов. В детдоме нашлось, что свистнуть, пока вы там глазели в декольте воспитательниц.
— У них не было декольте! — возмутился Джувон.
— Вы плохо смотрели.
— А кто на снимке? — быстро спросил Енчжу, переводя разговор в другое русло.
— А это один из тех, кто «исчез». По бумагам мальчонка сбежал. Но на деле…
Он не договорил. Да и не надо было. Все и так было ясно.
— Что мы будем делать? — спросил психиатр, потянувшись за кофе, но Геджин отобрал у него чашку.
— Я понял, как заманить мокхвагви, — продолжил он, делая глоток и укладывая предметы в круг. — Сначала мы очерчиваем границу солью. Потом наливаем чернила по периметру, чтобы сущность не смогла раствориться. А потом… мы помещаем в центр три ключевых воспоминания. Лучше всего, чтобы это были вещи, которые хранят отпечаток боли, страха и отчаяния. Вот это, например… — Он указал на одеяло. — Пахнет всем сразу. Я только держал его, и мне захотелось выть.
— Очень воодушевляюще, — пробормотал Енчжу, вставая, чтобы сделать себе еще кофе, ибо с Геджином бесполезно воевать. — И где, вы думаете, мы должны ритуал провести?
— В этой… «голодной комнате», — отозвался Джувон. Его голос был твердым, но внутри от него все стягивало. — Именно там. Там граница самая тонкая. Там и… нужно.
Наступила тишина. Настоящая, плотная. Как в начале бури. Но Геджин посмотрел на парня с одобрением.
— Это рискованно, — наконец сказал Енчжу. — Она может сорваться и сожрать нас раньше, чем мы что-то успеем что-то активировать.
— Да. Но если мы не закроем ее сейчас, она начнет доставать других. И тогда комната станет не местом изоляции, а чем-то вроде врат… — сказал Джувон, опуская ладонь на фотографию, после чего посмотрел на обоих. — Я… я просто кое-что читал, порылся в интернете.
— Идеально, — протянул Геджин. — Все, как я люблю. Немного риска, немного травмирующих воспоминаний, немного безумия. Осталось только подобрать правильные слова.
— Слов хватит, — произнес Джувон. — У нас есть язык. У нас есть соль. И у нас есть память. Мы справимся.
Он чувствовал, как страх медленно уступает место ярости. Той самой, что помогала видеть сквозь иллюзии. Он вспомнил, как смотрел в глаза Нам Кегвану, как слышал это мерзкое «мальчик мой», как чувствовал липкий ужас и… понял: пора вернуть тьму туда, откуда она пришла.
— Идемте, — сказал он. — Сегодня мы закроем эту комнату. Или погибнем, но не дадим ей накормиться снова.
Енчжу шумно выдохнул. Геджин кивнул и сложил руки на груди:
— Отлично. Только учтите. Если кто-то из вас потеряет сознание, я не потащу вас на себе. У меня спина.
— Учтем, — сказал Джувон. — Но вы все равно нас вытащите. Потому что мы идем туда вместе. И только так можно победить.
Он не знал, будет ли победа. Но знал: они должны хотя бы попытаться. Потому что если не они, то кто?
* * *
— Ты уверен, что выдержишь? — спросил Джувон, разглядывая духа, который принял облик призрачного старого медиума, сидящего на подоконнике с чашкой горячей воды, в которую он макал пальцы, будто так мог облегчить боль в суставах.
Ендон поднял глаза. В них светилось нечто, там не было страха, но виднелась осторожная решимость. Как у человека, который уже один раз наступал в эту темную воду и теперь готов сделать это снова, зная, что может не выбраться.
— Не уверен, — честно ответил он. — Но если сущность появится, я почувствую. Пусть даже только в первый момент. Этого должно хватить, чтобы направить ее в границу. А дальше уже придется вам.
— Ты говоришь так, будто собираешься на рельсы лечь, — нахмурившись, пробормотал Енчжу. — Ты уверен, что вообще стоит это делать? У нас нет второго живого компаса на таких частотах. Если ты исчезнешь…
— Я и так почти исчез, — хмыкнул ендон. — И, если честно, хочется сделать хоть что-то, пока еще могу. Пусть даже станет хуже. Лучше сгореть, чем гнить.
Его лицо оставалось каменным, но Джувон чувствовал, как в нем копошится тревога. Сущность знала ендона. И могла попытаться схватить его снова, на этот раз всерьез.
— Мы не позволим, чтобы ты был приманкой, — тихо сказал Джувон.
— Вы и так немало делаете, — с улыбкой ответил старик. — Пусть это будет не приманка. А зов. Последний зов.
Джувон и Енчжу переглянулись. Сейчас ендон был совсем не тот, с которым они встретились первый раз. Сейчас страха в нем виделось больше. Правда, сложно за это осуждать, потому что им тоже было не по себе.
* * *
— Пепел должен быть из пяти источников! — раздраженно сказал Джувон, отставляя сторону одну из пиал, в которой лежал сгоревший можжевельник. — Это от лиственницы, это из архивного тома с молитвами, это… из перьев. А это, Чо-сонбеним, это, мать вашу, уголь для гриля!
— И что? Он тоже пепел. А значит, в деле. А матушку мою лучше не поминай всуе, ибо если она явится из того мира… — Геджин прокашлялся и продолжить спокойно жевать сухую тыкву, как будто обсуждал меню на праздник, а не ритуал по изоляции призрачной твари.
— Он жирный! Он жирный, он воняет, и его не используют в закольцованных печатях! — Джувон понимал, что ориентируется на инструкции из книг, но… Геджин вообще на все клал! — Я не собираюсь закатывать в зеркало духа, который потом пробьет защиту, потому что вы решили сэкономить на нормальной древесине!
— Спокойствие, — отозвался Геджин, не отводя взгляда от старого тома, в котором делал пометки прямо на страницах. — Все компоненты я утвердил. Просто у тебя всегда есть отличное от моего мнение.