— Сколько времени нам ждать? — спрашиваю я Гаррета, который всегда отправлял сюда свою дочь.
— Недолго. Будет обычное знакомство, а потом они разделятся по группам. — Гаррет всё время занят своими делами. — Мне нужно скорее всё здесь закончить. Только что звонил мой бригадир, хижину на Сидар-Сёркл нужно осмотреть.
Я улыбаюсь своему другу.
— Это фантастика, чувак. Что, уже четвёртая в этом году?
Его губы слегка приподнимаются, но полной улыбки я от него ещё не видел. Никогда такого не было.
— Ага. — Он пожимает плечами.
Гарретт владеет небольшой, но успешной компанией по строительству бревенчатых домиков. Некоторые он построил специально для семей, другие принадлежат ему и летом он сдаёт их в аренду туристам.
— Ты до сих пор работаешь с лодками? — Дэйн смотрит мимо Гаррета, стреляя в меня раздражающей ухмылкой.
— Лодки и дома — две разные вещи, — напоминаю я ему в миллионный раз с тех пор, как мы познакомились.
— Лодки должны плавать, а дома должны стоять на земле. Огромная разница, если кто-то спросит. — Дейн болтает языком, всегда рад потеребить мои нервишки.
Я счастлив вернуть удар.
— Продолжай подавать свои шоты виски. — Я вызывающе поднимаю брови.
На этот раз я заткнул его, но только потому, что знакомый низкий голос заговорил по интеркому.
— Я Виктор Пирсон, владелец «Лагеря Высокие сосны».
Вик — член Клуба Одиноких Папочек, и, хотя мы дружим, я никогда не видел его на работе.
— Спасибо всем за то, что присоединились к нам в этом году.
Все дети аплодируют, подняв руки. Лили посмотрела на меня через плечо, и я натягиваю для неё воодушевлённую улыбку.
Её пальцы бегают по браслету из бисера и ниток. Она нервничает.
Вик продолжает рассказывать о том, как он основал этот лагерь семнадцать лет назад, будучи отцом-одиночкой, и как его собственная дочь теперь работает здесь вожатой лагеря. Он извиняется за то, что её сейчас нет рядом, чтобы мы познакомились, и объясняет, что она ушла, чтобы уточнить пару последних деталей, прежде чем отдыхающие разделятся на группы. Несколько других сотрудников выходят на импровизированную сцену. Все они новые вожатые лагеря, все они молоды и, кажется, очень хотели быть здесь. Все они кажутся крутыми, но меня волновал только один новичок. Блондинка с парковки, которую я теперь точно узнал: Катерина Сантора, так как Вик только что представил её.
Значит, она притворяется, что не знает, кто я? Интересно.
* * *
Через полчаса мы с Лили следуем указаниям для группы, к которой приставили Лили.
— Увидимся вечером? — спрашивает Гаррет, пожимая нам руки.
— Ага. — Я провожу пальцами по волосам, помня, что Лили в библиотеке не будет, так как сегодня вечером у меня собрание Клуба Одиноких Папочек.
— Увидимся. — Гаррет поворачивается и следует за Сидни и её сотней друзей в их место для ночлега.
— Теперь не перепутай. У тебя может быть столько же растительности на лице, и ты такой же крупный, как они, но Гризли — не твоя семья, — снова кричит Дейн, смеясь над собственной шуткой.
Гаррет качает головой, и я уверен, что средний палец был бы поднят, если бы вокруг не было так много детей.
— Мне нравится тыкать палкой в великана, — продолжает он шутки о размерах Гаррета.
Он большой, это неопровержимо, но Дэйн ведёт себя так, будто он комик на сцене, и выдаёт невозможное количество шуток про снежного человека, за счёт Гаррета.
Мы подходим к развилке дорог — буквально — я не имею в виду метафорический смысл. Зеленая группа Тоби поворачивает направо, а оранжевая группа Лили поворачивает налево.
— Думаю, здесь мы расстаёмся. — Дейн кладёт руку на сердце. — Позвони мне. — Он изображает грусть, сжимая свою белую футболку, но как только мы оказываемся на расстоянии, его заразительный смех отскакивает от деревьев.
— Дядя Дейн смешной, — говорит Лили, сжимая мою маленькой рукой.
— Да, он такой. — Я соглашаюсь и сжимаю её руку в ответ.
Мы делаем несколько шагов в тишине, и я знаю, что она нервничает, но после первого дня у неё появится масса друзей, и всё будет в порядке.
— Папочка? — она спрашивает.
— Да, — говорю я, продолжая идти по тропинке, окруженной большими землистыми зелеными деревьями, заслоняющими солнечный свет.
— Что, если я никому не понравлюсь?
Понимая, что это будет более тяжелый разговор, чем я ожидал, я останавливаю нас на полпути.
Наклонившись, мой взгляд падает на неё, и я вижу, как она обеспокоена. Интересно, почему она такая не уверенная? Лили всегда стремилась познакомиться с новыми детьми и завести новых друзей. Она никогда не боялась неизвестного, и я уверен, что она унаследовала это от своей мамы. Но это же Лили, всё зависит от меня.
— Все обязательно полюбят тебя, — уверяю я её.
Её взгляд упал на браслет. Когда Лили было три года, у неё было одеяло, без которого она никуда не ходила. По совету других отцов из Клуба Одиноких Папочек я попытался заменить его чем-то другим. Я выбрал браслет. Ветхий и изношенный браслет теперь повязан вокруг её запястья, он буквально висел на одной нитке. Ошибка номер тысяча тринадцать, которую я допустил с Лили.
Её маленькая голова кивает, и она по-прежнему не смотрит на меня.
— Эй, посмотри на меня. — Я приподнимаю её подбородок пальцем. Обычно от одной моей улыбки, Лили сдавалась.
— Извините, — раздаётся голос рядом с нами.
Мы с Лили поднимаем глаза, и я не могу отвести взгляд от её тела. Катерина подобна миражу, который продолжает появляться передо мной.
— Лили? — спрашивает она и наклоняется до уровня Лили. — Мы собирается сделать классную кормушку для птиц. Хочешь к нам присоединиться?
Лили приближается на несколько дюймов, и её рука крепко держится за мою.
— Извините, обычно она не так застенчива, — комментирую я.
Кэт едва бросает на меня мимолетный взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на Лили.
— Ну давай же. Обещаю, нам будет весело. — Она протягивает руку, но Лили не берет её.
— Можно, мой папа тоже пойдёт? — спрашивает Лили, и на этот раз взгляд Кэт встречается с моими глазами.
Только на короткую секунду, а затем она отворачивается. Я знаю, что я немного старше парней, с которыми она обычно встречается, но мне говорили, что я неплох на вид. Эта девушка шесть лет назад тыкалась мне в лицо своей обнаженной грудью, а теперь ведёт себя так, будто понятия не имеет, кто я такой.
Что-то первобытное высвобождается внутри меня, рвётся к жизни. Может быть, это эгоизм, а может быть, это больше связано с эффектной