Он кладёт чековую книжку на край стола и откидывается на спинку стула, сложив руки перед собой.
— Маркус, тебе придётся столкнуться с этим лицом к лицу. Деньги не решат проблему. — Он сжимает губы и качает головой. — Я сомневаюсь, что судья согласится с тем, чтобы ребёнка затащили в тюрьму, чтобы она увиделась с мамой, которую она не знает, но кто скажет против? Если она сможет доказать, что изменилась, у неё может быть дело. А потом раз в месяц ты будешь везти свою пятилетнюю дочь в северную часть штата навестить её маму.
— Это грёбанное безумие! — я кричу. — Как существует хотя бы отдаленная вероятность того, что Гретхен сможет встать на ноги?
— Послушай, она биологическая мать Лили, и она никогда не отказывалась от своих родительских прав. — Он снова вздыхает. — Я предлагаю тебе разобраться с этим самостоятельно. Отправляйся туда и поговори с Гретхен.
Это не то, что я хотел услышать.
— Я вырастил Лили. Я тот, кто обнимается с ней, когда она болеет, и следит за тем, чтобы у неё была одежда, еда и проклятая крыша над головой. Ни один судья не разрешил бы ей свидание.
Я продолжаю расхаживать, надеясь, что из-за отсутствия его помощи за мной выстроится очередь в его кабинет.
— Ты не знаешь этого. Зачем рисковать? Я уверен, что вы сможете прийти к какому-то решению, которое не потребует судебного вмешательства. Может быть, сначала стоит обменяться письмами. А Лили вообще знает о Гретхен?
Я подхожу к его столу, сжимая край столешницы ладонями и наклоняясь к нему.
— Почему всем не плевать на то, что знает Лили? Я её отец, я всё, что у неё есть. Я для неё всё, что имеет значение. — Я хватаю лист бумаги. — Если ты не поможешь мне, то это сделает кто-нибудь другой. — Взяв письмо и чековую книжку, я ухожу.
— Тебе нужно быть разумным, — кричит он мне вслед.
Я показываю ему средний палец и захлопываю за собой дверь.
Глава 32
Катерина
— Почему люди едят ими? — спрашивает Лили, изо всех сил стараясь пользоваться палочками для еды.
— Это часть их культуры, — говорю я, в десятый раз правильно помещая их в её руки.
— Что такое культура? — спрашивает она, и лапша соскальзывает с палочек.
— Почему бы тебе не воспользоваться вилкой? — Я усмехаюсь и подтягиваю её ближе к ней, но она качает головой.
— Неа. Ты используешь их, я тоже хочу. — Она продолжает бороться с палочками для еды, и я смотрю на Маркуса, который смотрит на курицу генерала Цо, а его собственные палочки просто передвигают кусочки.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, кладя руку ему на предплечье.
Он убирает руку и прячет её под стол.
— Я в порядке. Плохой день.
— Хорошо, — говорю я тихо.
Мы с Лили обсуждаем наш день в лагере и то, насколько Бен глуп со своими песнями и танцами, которые он всегда исполняет. Она спрашивает меня о Сан-Франциско и нравится ли мне там жить. Весь мой разговор за ужином ведётся с пятилетним ребенком, единственная забота которого — подхватить кусок мяса двумя палками. Маркус сидит там, ничего не ест, ничего не говорит, но, эй, он пьёт уже третье пиво. Шикарный вечер.
— Можем ли мы посмотреть фильм? — спрашивает Лили, пока я кладу китайскую еду в холодильник и ставлю столовые приборы в посудомоечную машину.
Я выбрасываю две пустые пивные бутылки Маркуса в переработку и закупориваю бутылку вина на другой раз.
— На самом деле, ты уже давно должна спать. Как насчет ванны, сказки и кровати?
Лицо Лили осунулось.
— Что за отстой.
Я прикусываю губу, пытаясь не улыбнуться. Зомби Маркус наконец насторожился.
— Что ты сказала, Лили? — его тон не похож на тот, который я слышала от него раньше. Он на грани гнева.
Что? — она спрашивает.
— Не играй со мной, ты знаешь, что сказала.
Лили отстраняется от него, её лицо бледнеет.
— Отстой, — говорит она так тихо, что мышь с трудом её расслышат.
— Где ты выучила это слово? В лагере? — Он приковывает меня обвинительным взглядом.
Я поднимаю руки вверх.
— Ниоткуда, — говорит она, а затем убегает и поднимается по лестнице.
— Лили! — кричит он, но её шаги на лестнице только ускоряются.
— Маркус, ты уверен, что с тобой всё в порядке? — я спрашиваю.
Обе его руки переплетаются на его шее, и он сильно её тянет.
— Я, блядь, в полном порядке.
— Посмотрите и кто сейчас сквернословит.
Мои слова были шуткой, но когда он посмотрел на меня, становится ясно, что он воспринял это не так, как я ожидала.
— В чём дело? — Он проходит мимо меня к холодильнику. — Уверена, что ещё одно пиво решит твои проблемы, — усмехаюсь я, а он смотрит на меня, качает головой и продолжает открывать бутылку.
— Ты и понятия не имеешь, — бормочет он.
— И почему так? Потому что ты мне не говоришь.
Я скрещиваю руки на груди.
— Это не твоя забота. Ты всё равно не поймешь. В двадцать четыре я бы этого не понял.
Он отпивает немного пива.
— Боже, Маркус, ты не жаловался на то, какая я молодая в гостиной, пока ты трахал меня на спинке дивана прошлой ночью.
Жар разливается по моим щекам, когда гнев берёт надо мной верх.
Если бы взгляды могли убивать, меня бы просто зарезали смертельные лучи, летящие из глаз Маркуса.
— Что, если Лили услышит то, что ты только что сказала? — говорит он, и я знаю, что мне следовало держать рот на замке. Лили может подслушивать, но её дверь захлопнулась, как только она поднялась наверх.
— Это о маме Лили?
Крышка от пивной бутылки летит через всю комнату и приземляется на кухонную стойку.
— Нет.
— Маркус. — Я подхожу к нему, как дрессировщик львов, боящийся стать добычей. — Я видела письмо. Мама Лили... она в тюрьме?
Он подносит бутылку пива к губам, его глаза были всё время сосредоточены на мне, пока он осушал бутылку.
— Ты рылась в моих вещах? — Он швыряет бутылку пива на стойку.
— Нет, это было в тот день, когда я присматривала за Лили. Письмо лежало на стойке на виду. Извини, я пыталась подождать, но тебя явно что-то беспокоит.
— Подождать чего?
Его ноги начинают двигаться взад и вперёд между плитой и столом.
— Чтобы ты рассказал мне, что произошло, и прекратил скрывать все тайны, связанные с её исчезновением. — Я сажусь за барную стойку, надеясь, что мы сможем решить любую проблему вместе. — Я