Рука инстинктивно ложится на живот. Там, под сердцем, растёт крошечная жизнь. Моя дочь или сын. Которого отец не хочет. Которого дедушка и бабушка никогда не узнают. Которого я буду растить совсем одна.
— Я защищу тебя, — шепчу я своему животу. — Обещаю. Я не дам тебя в обиду. Никогда.
Алиса приезжает через двадцать минут. Выскакивает из машины, видит меня на земле и бледнеет.
— Господи, Камилла! Что они с тобой сделали?
Помогает мне подняться, усаживает в машину. Я не могу говорить. Просто трясусь всем телом, как в лихорадке.
Алиса везёт меня к себе, укладывает на диван, укрывает пледом, заваривает чай с мятой.
– Хочешь поговорить? – участливо спрашивает подруга.
– Нет, – закрываю глаза, из которых льются слезы. – Прости.
– Тебе нужно поспать, отдохнуть. Все будет хорошо, – гладит по моим волосам Алиса.
Засыпаю в слезах, измотанная эмоционально и физически. И снятся мне странные сны — я маленькая девочка, учусь танцевать в гостиной родительского дома, а отец смотрит и улыбается. Редкая, тёплая улыбка. «Моя умница», — говорит он тогда.
Когда он перестал так говорить? Когда я стала не умницей, а разочарованием?
Утро встречает меня тошнотой и головной болью. Токсикоз набирает обороты. Еле добираюсь до ванной, меня выворачивает наизнанку. Алиса стоит у двери с полотенцем и стаканом воды.
— Тебе нужно к врачу, — говорит она обеспокоенно.
— Это все от стресса, — отвечаю я, ополаскивая лицо холодной водой.После вчерашнего у родителей я не могу просить у них финансовой помощи. Да и не дадут. Алиса с мужем помогают мне жильём, но я не могу вечно сидеть у них на шее. Нужна работа.
Просматриваю объявления о вакансиях на телефоне. Преподаватель танцев в детской студии «Маленькие звёзды». Зарплата небольшая, но хоть что-то. Отправляю резюме.
Ответ приходит через час: «Приходите на собеседование сегодня в 15:00».
Студия находится в старом Доме культуры на окраине города. Помню это здание — здесь я сама занималась танцами в детстве, здесь же давала первые концерты.
Приезжаю за пятнадцать минут. В коридоре пахнет сыростью и старой краской. На стенах висят афиши детских выступлений, фотографии танцевальных коллективов. На одной из фотографий вижу себя — мне лет четырнадцать, я в национальном костюме, после победы на региональном конкурсе.
— Камилла Магомедова? — раздаётся строгий голос.
Оборачиваюсь. Передо мной женщина лет пятидесяти в чёрном строгом костюме, волосы собраны в тугой пучок. Лицо суровое, глаза холодные.
— Да, это я, — отвечаю, протягивая руку.
— Зарема Ибрагимова, директор студии, — она пожимает мою руку формально, без тепла. — Проходите в кабинет.
Кабинет маленький, заставленный папками и кубками. За столом только два стула. Зарема садится, указывает мне на второй стул.
— Ваше резюме впечатляющее, — начинает она, просматривая бумаги. — Заслуженный артист ансамбля «Горные звёзды», участие в международных фестивалях, призовые места... Но последний год вы не работали. Травма?
— Да, — киваю я. — Разрыв мышц голеностопа. Профессионально танцевать больше не могу, но преподавать да.
— Понятно, — она откладывает резюме и смотрит на меня оценивающе. — Я слышала о вашей... личной ситуации.
Внутри всё сжимается.
— О чём именно? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
— О разводе, — говорит она прямо. — Ваш муж известный врач. Ваша история обсуждается в городе.
Конечно. В маленьком городе всё знают все.
— Мой развод не влияет на мои профессиональные качества, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие.
— Возможно, — Зарема складывает руки на столе. — Но это влияет на репутацию студии. Родители наших учеников люди консервативных взглядов. Разведённая женщина, особенно если развод инициировал муж... это вызывает вопросы.
— Какие вопросы? — не выдерживаю я. — О моей способности научить детей танцевать?
— О вашей моральной устойчивости, — отвечает она холодно. — Женщина, которая не смогла сохранить семью, может ли быть примером для детей?
Удар ниже пояса. Я сжимаю кулаки под столом, ногти впиваются в ладони.
— Я профессионал, — говорю я медленно, по слогам. — У меня пятнадцать лет сценического опыта. Я могу дать этим детям то, что мало кто может — настоящее понимание танца, техники, культуры...
— Я не сомневаюсь в ваших способностях, — перебивает меня Зарема. — Но мне нужно думать о репутации заведения. Однако... — она делает паузу, — вы нам нужны. Предыдущий преподаватель ушла в декрет, и я не нашла замену. Так что я готова взять вас. Но с условием.
— Каким? — настораживаюсь я.
— Никакой личной жизни на виду. Никаких разговоров о разводе с коллегами или родителями учеников. Вы здесь только для работы. Держитесь скромно, тихо. И при первой же жалобе родителей — извините, но придётся расстаться.
Унижение жжёт горло. Но выбора нет. Мне нужны деньги. Нужна работа.
— Согласна, — говорю я тихо.
— Отлично, — Зарема встаёт. — Выходите завтра. Группа начинающих, дети от шести до десяти лет. Зарплата — двадцать пять тысяч в месяц.
Двадцать пять тысяч. Это меньше, чем я зарабатывала за один концерт в ансамбле. Но сейчас это всё, что у меня есть.
— Спасибо, — говорю я, вставая.
На выходе из кабинета сталкиваюсь с двумя женщинами преподавательницами студии, судя по спортивной форме.
— Новенькая? — спрашивает одна, брюнетка с короткой стрижкой.
— Да, с завтрашнего дня начинаю, — киваю я.
— Камилла Магомедова, да? — говорит вторая, блондинка постарше. — Я вас по телевизору видела. Вы классно танцуете.
— Спасибо, — улыбаюсь я благодарно.
— А правда, что вас муж бросил ради молодой любовницы? — вдруг спрашивает брюнетка, и улыбка застывает на моём лице.
— Марьям, не надо, — одёргивает её блондинка.
— Что не надо? Все об этом говорят! — Марьям смотрит на меня с нескрываемым любопытством. — Говорят, она беременна от него. А вы не смогли родить за двенадцать лет. Обидно, наверное?
Воздуха не хватает. Щёки горят. Я разворачиваюсь и быстро иду к выходу, не отвечая. За спиной слышу:
— Зачем ты так? Видишь, женщине и так тяжело.
— А что такого? Я просто спросила…
Глава 9
Выбегаю на улицу, хватаю ртом холодный воздух. Руки трясутся. Значит, так будет везде? Везде будут смотреть, шептаться, обсуждать?
На остановке, ожидая автобус, замечаю, как