— Да он главный шаман у Великого вождя. Забот у него полон рот. Вот он мне внука своего младшего привез в прошлый раз. Остныку тогда и трех лет не было. Хорошо еще корова у меня была. Да не стало ее в прошлом году. Теперь только яйцами да птицей питаемся, ну и с огорода кое-что, — пожаловалась она.
— А леший местный вам не помогает? — поинтересовалась я.
— Да упаси Силы, кто ж этого светлого демона в дом пустит. Пусть себе по лесам бродит, у нас с ним уговор: он ко мне не лезет, я в его дела не вмешиваюсь.
— Понятно. А почему это место болотами называют? Тут же почти идеальный парк.
— Так были это болота когда-то. Потом этот демон придумал какую-то особую ряску, распространил ее по всему болоту. Она воду впитала, и на ней мох да деревья растут, словно на дрожжах, да и овощи мои вон за две недели созревают. Завтра как раз на прополотую грядку буду ее наносить. Ты же вещи видишь такими, какие они есть, пустая ты. А остальные тут бывшие болота видят: трясину страшную, кишащую тварями мерзкими, и насекомыми размером с человека.
— Страшно, наверное, — поежилась я. — Хорошо, что я немагичная.
— Да ты не немагичная вовсе, — удивилась старуха. — Будто сама не знаешь, что пустая.
— Знаю, — вздохнула я, опуская плечи.
— Ты мне лучше расскажи, как сюда угодила.
— Да я у Бороника жила, у рыбака в ближайшей к вам деревне. Пришла к Лекарю, а там…
— Нет уж, давай с самого начала, — прервала меня старушка.
И мы просидели за разговорами всю ночь, потягивая жуткий на вкус, но бодрящий и веселящий отвар. Она рассказывала о своей молодости. Оказывается, у орков жриц не водится, а ей от отца достались силы. Ни воительницей, ни женой шамана быть не хотела, сбежала в болота, стала травницей.
— Да, попала ты со своей нелюбовью к детям. Умора! Идеальная мать для мужиков этого мира, а детей не хочет, — хохотала она, трясясь всем телом.
— Ага, ты сама хороша! Не хотела быть женой Великого вождя, а двух дочерей от него родила, — хихикала я в ответ, стараясь не захлебнуться отваром.
На том и уснули. Проснулись только вечером. Утхарра принесла мне живую птичку, на которую я взглянула с жалостью и аппетитом одновременно. Приготовив уже знакомый супчик, я столкнулась с проблемой сервировки. Свободных глубоких тарелок не оказалось. Возможно, они и были когда-то свободными, но сейчас их оккупировали различные травки разной степени протертости, разложенные для просушки.
Пока я раздумывала, как быть, вернулись мальчики и по-простецки, шумно и жадно отхлебали большую половину супчика большими деревянными ложками прямо из котелка. Поблагодарили и тут же завалились спать. Утхарра пришла лишь через пару мгновений, когда мальчики уже посапывали в унисон.
Она накрыла их домотканым одеялом и села за стол рядом со мной. Мы разделили остатки трапезы, молча, но как-то по-родственному.
— Очень вкусный супчик получился. А как ты убила птичку? — поинтересовалась она, нарушая тишину.
— Да вон тем топориком, — указала я на отмытый до блеска топорик, лежавший на полке.
— Столько интересных травок в нем… Откуда такие? С того эльфийского базара?
— Да, я с собой ношу, что осталось. Хотела бы еще прикупить, но пока у меня своих денег нет, — пожаловалась я.
— Ну, ничего, скоро все изменится, — довольно уверенно сказала она. — Ложись спать, завтра я тебе твой куст засушу, да помыться свожу.
— Хорошо, — даже смутилась немного я и, благодарно кивнув, тут же завалилась спать, убаюканная тихим потрескиванием огня в печи.
Утром парни опять куда-то исчезли, а мы с Утхаррой начали готовить какую-то смесь. Состояла она из чрезвычайно мелкого белого порошка и воды. Размешивалась неохотно, комками оседая на дне глиняной миски.
— Это высушенная глина со священной земли орков. Ею мы очищаемся. Вода в наших краях — гостья редкая, да и от гнуса эта глина спасает. Правда, сушит она кожу нещадно. Орки с малых лет к этому приучены, оттого и кожа у них грубая, как кора дерева.
— Так зачем же мы ее разводим водой? — удивилась я.
— Под прямыми лучами солнца она вытягивает влагу из всего, к чему прикоснется. А если развести до нужной консистенции, она станет прозрачной. Вот тогда и будет готова. Сама все поймешь, когда увидишь.
И действительно, после полудня трудов, в тарелке поблескивала прозрачная, тягучая жидкость, напоминающая гель. Травница нарезала тонкие полоски листьев неведомого растения и поместила их внутрь геля. Затем нанесла маленький мазок на тыльную сторону моей ладони и своей. Мы вышли на солнце. Под слоем геля кожу обожгло мгновенно, стянуло. Вернувшись в дом, я попыталась отодрать побелевший кусок глины, вросший в мою кожу, казалось, намертво.
— Отдирай, отдирай, — засмеялась старушка. — Не бойся, лишнего не оторвешь! — И одним движением сорвала такой же кусок со своей руки.
Под ним ее серо-зеленая кожа стала белесо-зеленоватой, гладкой, словно у юной девы. Ни единой морщинки.
— Удивлена? Да, эффект омоложения есть, но не надолго. Завтра кожа вновь покроется паутиной морщин.
Я не без усилий отковыряла свою глину. Кожа покраснела, слегка вздулась, на ней остались мелкие белые крупинки. Мы оставили чашку с глиной и "бродяжкой" на солнце и пошли к озеру.
— Водяной, с поклоном я к тебе и с дарами! Не откажи старухе, дай погреться, — протянула травница к зеркальной глади маленького озерца сверток. Сверток исчез под водой, а старушка приказала мне раздеваться.
Плюнув на стеснение, я сбросила одежды. Раз никого не вижу, значит и смущаться некого. Вода оказалась теплой и ласковой. Мы обтирались душистыми пучками трав и поливали волосы из бутылочки с красной жидкостью. Замена мылу и шампуню оказалась на удивление приятной. Пахло травами, и грязь, казалось, стекала сама собой. По завершении омовения, травница поклонилась озеру и поблагодарила водяного.
Я же впервые за долгие месяцы почувствовала настоящее блаженство. Не чета эльфийскому умыванию тряпочкой! Может, для них это и эффективно, но для меня, привыкшей к горячей ванне и душу, это было лишь подобием чистоты. Я тоже сердечно поблагодарила невидимого водяного и, конечно же, старушку.
— Правильно сделала, — нараспев произнесла старушка, в её голосе звучала тихая радость. — Ты где жить собираешься потом, ты там обязательно домового не забывай, корми его вкусненьким, здоровайся с ним поутру, хоть и не видишь, и не слышишь. Он тебя от беды уберегать будет, да очаг домашний хранить.
Это была наша последняя ночь под кровом травницы Утхарры, ставшей мне подругой. Моя трава, сперва дразнившая ванильным ароматом, теперь съежилась в