Мне было обидно за нашу гувернантку. Она не просто заботилась обо мне и Аннушке, но и делилась своими знаниями, обучая нас хитростям, о которых сама знала. Но маме Полины были важнее условности чем самочувствие дочери. По крайне мере ей точно плевать на меня.
— О какой свадьбе идёт речь, маменька? — перебила я её истерику. По досаде на ее лице, поняла, она проговорилась. Интересно, когда они планировали мне сказать или хотели отвести в церковь бессознательную невесту? Чтобы точно не брыкалась?
— Все как было оговорено, деточка! Неужто ты запамятовала? — сделала она честные глаза. — Наверное память так и не восстановилась после того как ты императора спасла. — елейным голоском продолжила женщина. Но по поджатым губам было ясно как ей не нравится что я задаю такие вопросы при посторонних людях.
— Да нет, с памятью у меня слава богу все в порядке. Спасибо Варваре Николаевне, помогает мне восстановиться. — не сдалась я, а за одно как смогла, защитила бедную женщину. — Поэтому мне и стало интересно кто у нас выходит замуж. Неужто кто-то из наших родственников? — делано удивилась и даже руку на грудь изящно положила. В эти ворота мы можем играть вдвоем. Так что даже не надейтесь, маменька затащить меня в церковь под шумок, пока ваша дочурка прохлаждается в моем мире!
— Да как-же! — фыркнула она на мои слова, чем еще раз подтвердила их отношения ко мне. — Не надеешься ли ты что мы позволим дочери разгуливать по ночам и якшаться с разным... - в последний момент замолчала, но всем и так было ясно что хотела сказать.
— Но откуда... — как она так быстро узнала что я ночью не в своей спальни сплю как послушная овечка? Было неприятно находится тут и вести непонятную беседу, но и прервать ее, пока не знала как. Все таки я в их власти.
— С самого утра все либеральные газеты только об этом и кричат на каждом углу! Только это не хватало, чтобы о нашей дочери писали собаки из Русские ведомости! — наконец и папенька не выдержал.
Посмотрела на Алексея Николаевича, который стоял как тень рядом с камином. Тот кивнул на мой невысказанный вопрос.
Так вот откуда ноги растут! Если бы эти два афериста не ждали свою дочь обратно, то и не стали бы они так заботиться об ее репутаций.
Холодный взгляд отца дал мне понять — впереди меня ждут неопрятности.
Закусила губу и призадумалась что мне делать дальше и как хотя бы временно от них избавится. Взглядом сканировала помещение и думала, думала, пока не наткнулась, но еще одного персонажа о котором умудрилась забыть.
Марфа — моя камеристка стояла у входа и пыталась сдерживать змеиную ухмылку, что так и норовила расцвести на лицо. Поняв что я ее разглядываю, попыталась сделать скорбную мину, но поздно. Я успела все увидеть. Она шпионила и докладывала все маменки, пока я тут пыталась свыкнуться с новой реальности и тем временем не обидеть ее. Зачем она так со мной? И тогда вся моя подавленная злость, обида на несправедливость и боль оттого, что ко мне относятся как к вещи, выплеснулись наружу. Я сделала то, что клялась больше никогда не делать. Я направила силу на человека — из желания отомстить. Перед глазами потемнело, меня охватило непреодолимое стремление доказать свою силу, наказать ту, кто мною воспользовалась. Резко поднявшись, я вытянула руку в сторону Марфы, указывая силе, кого хочу покарать, и прошептала:
— Пусть на твоей голове останется столько волос, сколько добрых мыслей в ней есть и будет!
Единый вздох ужаса вырвал меня из колодца ярости. И я увидела, что натворила.
От шока попыталась закрыть рот руками, но щеку обожгло от сильной пощечины.
— Что ты натворила дрянь?! — Константин Фёдорович Ушаков. Удар был такой силы, что в глазах опять потемнела и даже щеку умудрилась прикусить.
Глава 27 На какой стороне генерал?
Меня никогда раньше не били.
Родители были простыми, но добрыми людьми. Они могли поругать, обидеться, но чтобы поднять руку — никогда. Это казалось невозможным. А здесь… чужой мужчина. И самое страшное — я в теле его дочери.
Тем временем Марфа визжала, как раненый поросёнок. Её густая коса, ещё минуту назад струящаяся до пят, на глазах редела. Девушка в панике хваталась за пряди, тщетно пытаясь затолкать их обратно, словно могла что-то исправить. Зрелище было жалкое… но я не могла отвести взгляд.
Во мне бурлила магия. Она не собиралась успокаиваться — словно кипящее озеро под кожей, готовое разнести всё вокруг за то унижение, что мне пришлось пережить. По щеке скатилась одинокая слеза.
Кажется, всё только начинало налаживаться. Я начала верить, что в этом мире у меня тоже может быть место. Хотела делиться светлыми чувствами. А вместо этого — пощёчина. Резкая. Без права на защиту.
Я осторожно коснулась распухшей щеки, позволяя своей силе унять хотя бы физическую боль. Но как залечить душу?
Я ведь не хотела никому зла. Просто пыталась защитить себя от тех, кто снова пытался управлять мной. Я хотела быть собой. И, кажется, за это меня наказали.
Тихое прикосновение к локтю вырвало меня из тяжёлых мыслей. Я подняла глаза и встретилась с обеспокоенным взглядом Варвары Николаевны. Слабо улыбнулась — от стыда за собственный поступок. Она столько сил вкладывает в наше обучение с Аннушкой, терпеливо объясняет, направляет… А я сорвалась.
— Вот вам и служба Империи! Внушили юной аристократке глупые мысли о свободе и желании мараться магией! — пробормотала маменька с дивана, но уже не так уверенно, как прежде.
На душе стало тяжело. Я глубоко вдохнула — и тут же ощутила, как меняется воздух. С помощью силы я уловила не только эмоции, но и тени намерений. У Константина Ушакова запах был резким, давящим — отталкивающим.
И его слова только подтвердили это:
— Молчи, Татьяна! Отправь Марфу в поместье. Не хватало ещё позориться на весь свет! Мои дочери не должны выглядеть как уличные девки! — прошипел он, и вновь вперил в меня злой взгляд. — А ты, неблагодарная… Сейчас же собираешься — и едешь с нами. Молча.
На шум в комнату вошёл Василий. Следом — Алексей Николаевич. Они вежливо, но твёрдо встали между мной и «папенькой». В их выправке не было ни грубости, ни угроз — только решимость. Мужчины ясно дали понять: агрессии в адрес женщин здесь не будет.
Но, похоже, злость аристократа