— Вы такие близкие друзья? — ушел от ответа Никита.
— Да нет, не сказал бы. Наверно, просто сила привычки. Инерция. Но я все равно не люблю разрывать отношения. Так что?
— Договорились.
— С Мариной его познакомила Оксана, Маринина подруга. У них был бурный роман, ну, с Оксаной, я имею в виду, но Лешка… Как вам сказать? У него деньги не живут. А зарабатывать он не любит. Или не умеет, не знаю. На Томе женился из-за денег. После развода остался ни с чем и решил найти какую-нибудь богатую старушку.
— То есть снова податься в альфонсы? — хмыкнул Никита. Коробки зашатались.
— Осторожнее, — сдавленно попросил Виктор. — Вон там стул, лучше сядьте от греха подальше.
Стул обнаружился в углу. Сняв пару коробок, Никита подтащил его поближе к столу.
— В альфонсы, говорите? — Виктор ритмично постукивал пальцами по своему значку. — Можно и так назвать. Оксана сказала, что у нее есть подружка, страшная, как ночной кошмар, до ужаса глупая, но с очень старой и очень богатой бабушкой. Нет, на бабушке никто ему жениться не предлагал, только на внучке, ожидающей вскорости наследства. Дело в том, что сама Оксана тоже хотела замуж за богатенького буратинку, поэтому Лешка ее в качестве супруга не устраивал. Разве что потом, когда разбогатеет. Ну, он по каким-то своим каналам выяснил, что бабушка на самом деле старая и богатая — и вперед. Заморочил девке голову. Она действительно глупенькая, хотя не такая уж и страшная. Простенькая, да, но миленькая. А Лешка ей внушил, что, кроме него, на нее никто и никогда не позарится. Что именно он — ее прекрасный принц. Это он умеет. Вот она за него и держится руками и ногами. Недолго осталось. Бабка-то померла. Слушайте, а что случилось-то? — спохватился он. — Я вам тут рассказываю, рассказываю, а в чем дело, не знаю. Это что, связано с наследством?
— Почему вы так решили? — удивился Никита, и от фальши этого удивления свело зубы.
— Да потому что вы спрашиваете, как он познакомился с Маринкой. А все, что связано с Маринкой, по определению, связано с наследством. Не хотите же вы сказать, что он грохнул эту самую бабку, как… — тут Виктор спохватился, засуетился, начал предлагать закурить или кофейку с ликерчиком, но Никита отказался. И прекрасно понял, что означает «как».
— Бабка умерла сама, — сухо сказал он. — Без посторонней помощи. Но вот вокруг наследства идет нехорошая возня. Очень подозрительные несчастные случаи, шантаж и тому подобное. Скажите, вы давно с ним виделись в последний раз?
— Месяца два назад, — пожал плечами Виктор. — Может, больше. Точно не помню. Так что если вы хотите проверить его алиби, тут я вам не помощник.
Никита ушел. А если бы чуть задержался в коридоре, возможно, услышал бы, как Виктор пробормотал себе под нос несколько сочных фраз и набрал номер.
— Лекс, это я, Вит. Тут ко мне только что мужик приходил. Сказал, что частный детектив, но как-то не очень он на частного детектива тянет… Чего хотел? Да тобой интересовался. Как ты с Маринкой познакомился. Что-то там насчет наследства… Лет сорок, невысокий, крепкий такой, волосы темные, с сединой. А, да, крест на шее. Простенький такой, на шнурочке... Да не за что, всегда пожалуйста.
Глава 45
— Ну, и как тебе это понравится?
Анна перевернулась на живот и посмотрела на будильник. До прихода Галины оставалось минут сорок. Потерпев неудачу в намерении стать женой священника и получить все связанные с этим привилегии, она нашла себе место регента в новой церкви — ее хору Анна глубоко сочувствовала. Минут через пятнадцать закончится служба, плюс дорога. Пора потихоньку приводить себя в порядок.
— Как мне это может нравиться? — вздохнула она, потянувшись за халатом. — Ты понял, кто это?
— Не дурее тебя! — фыркнул Алексей. — Крестик на шнурочке! Наш доблестный полкан в отставке. Я сразу подумал, что он не такой идиот, каким прикидывается.
— И что теперь делать?
— А что, если натравить на него мафию? Ну ту самую, которая так напугала Вику.
— Мысль, конечно, хорошая. Но ты знаешь, Леша… Я боюсь, он не такой слабонервный. Если уж разыскивает твоих друзей, расспрашивает их, значит, взялся за дело всерьез. Его так просто не испугаешь.
— Значит, не так просто, — улыбнулся Алексей.
— Если ты имеешь в виду Машку, то это будет сложно. Она из дома выходит только с кем-то из взрослых. Украсть ребенка на костылях — это не шуточки.
— Посмотрим. А это что такое?
С напряженной гримаской Анна протянула ему красиво упакованный сверток, завязанный голубой ленточкой.
— Это тебе. Подарок.
— Очень тронут.
Чмокнув ее в щеку, Алексей развязал ленту и достал страхолюдную вязаную жилетку из коричневой шерсти с вышитым на груди оленем.
— Это я тебе связала.
Отвернувшись, чтобы Анна не видела его злой усмешки, он со вздохом положил жилетку на тумбочку.
— Анюта, я… Большое тебе спасибо, я очень тронут, но пойми правильно, я не могу принести ее домой. Сразу начнется: что, как, откуда. Пусть полежит пока у тебя.
— Пока моль не сожрет? — со слезами в голосе спросила Анна.
— Опять?! Ты что, меня не поняла тогда, в кафе?
Отпихнув Анну, которая пыталась повиснуть на его руке, Алексей начал быстро одеваться.
— Лешенька, ну прости! Прости! Только не уходи!
Анна бросилась к нему, упала на колени, обхватила его ноги и завыла по-бабьи, дурным голосом с истеричными всхлипами.
— Вот это номер!
Так и оставшись с открытым ртом, Анна медленно повернулась в сторону двери. Комкая в руках шарф, в прихожей стояла Галина. На лице ее читалась странная смесь возмущения, отвращения и злобного торжества: ага, я же говорила, что тебе, мать, место в аду!
Все так же медленно Анна перевела взгляд на будильник. Стрелки по-прежнему стояли на без десяти семь.
Оттолкнув Галину, Алексей схватил с вешалки куртку и выскочил из квартиры.
— Ну и что ты мне скажешь, мамочка?
Голос Галины резал, как бритва, а «мамочка» прозвучало самым грязным ругательством. И Анна закричала, срывая голос, захлебываясь ненавистью, зажмурившись и сжав кулаки:
— Заткнись, гадина! Все из-за тебя! Ненавижу! Чтобы ты сдохла!
Быстро одевшись, она схватила сумку и выбежала на лестницу.
* * *
— Короче, этот пидор все нам испортил. Глеб так ловко им идейку подкинул, схавали, словно сами придумали. Все пошло правильным курсом, так нет! Вылезает какая-то жадная сявка, и получается полная параша.
Сидящий в кресле у окна пожилой мужчина с идеально ровным пробором жидковатых волос поморщился:
— Клоп,