— Не дай бог! — ужаснулся Санька и посмотрев на свою надежно застегнутую ширинку вспомнил ужасную безалкогольную неделю, в течении которой ему по три раза в день втыкали в мягкое место болючие уколы. Больше таких экспериментов не хотелось ни за какие деньги. Он с трудом поднялся и осторожно, стараясь ни на кого не наступить, направился к выходу. Противно скрипнула дверь, и в глаза резко ударил яркий солнечный свет. В голове рванула ещё одна бомба, теперь уже нейтронная. Надо было что-то делать, потому что термоядерную он мог уже не пережить. Справив нужду, прямо на угол строения и ещё раз внимательно осмотрев пострадавший тогда орган, Санька вернулся в душное, накуренное помещение. Обстановка внутри напоминала внезапную химическую атаку на ничего не подозревающую компанию, которая активно отмечала какое-то радостное событие. Было такое впечатление, что все попадали, находясь в движении. С трудом сфокусировав взгляд и привыкнув к полумраку Санька приступил к поискам спасительной жидкости, но ждало горькое разочарование, видно кто-то проснулся раньше. На всякий случай, проверив карманы спящих, он уверенно распахнул дверь и отправился в свободный поиск. На мосту через небольшую речушку под смешным названием Пчелка толпился народ. Люди громко и бурно разговаривали и размахивали руками. Он прибавил шаг и подойдя ближе, увидел сломанные перила, а под мостом, лежащий на боку и на половину затопленный обшарпанный Васькин трактор, спутать с другим его было невозможно. Радостная шпана облепила поверженный механизм, как мухи блюдце с вареньем, и прямо с большого колеса ныряли в воду. Взрослые же громко обсуждали: куда это делись веселые пассажиры, уж не потонули ли ненароком? — Ух, ты! — искренне удивился Санька, снижая обороты, от греха подальше сворачивая в ближайший проулок — вести пустопорожние разговоры ему сейчас было смерти подобно, потому как фитилек в голове уже приближался к основному заряду. Поиски надо было срочно форсировать. Сделав приличный круг по деревне, и тихо матеря прижимистых и бессердечных односельчан, он в изнеможении остановился, а его стеклянный взгляд уперся в знакомую, покосившуюся калитку. Ноги сами собой понесли измученное нарзаном тело к дому бывшей тещи: — Она хоть сразу на три буквы не отправит. Скажу, что дочь пришел по проведывать, — готовил он на ходу вступительную речь. У Царицы, по паспорту Татьяны Михайловны Смирновой, работа кипела вовсю. Всем известно, что летний день год кормит, а уж в нынешние времена, когда надеяться деревенской пенсионерке можно только на свой огород да собственное здоровье, тем более. Да к тому же ещё, когда внучка-лапочка на иждивении. На столе стояла вереница пустых стеклянных банок, готовый же продукт аккуратно составлялся на пол. Умелые морщинистые руки сноровисто делали свою работу, но голова была занята совсем другим. Зиму то они перезимуют, за это она не переживала: дрова есть, картошка уродилась, солений-варений хватит, к холодам чушку заколем, как раз вес наберет. Кормилица-корова Марта, слава богу, жива здорова. Но вот через несколько дней Анютке в школу, надо учебники покупать, одежду, обувь, а денег ни копейки. Пенсию третий месяц не выплачивают — сволочи. В прошлом году дары леса выручили и смородина с приусадебного участка, а нынче подвернула ногу. Какой лес? Да ягода на огороде не заладилась — всего три ведра собрала то, по сравнению с пятнадцатью прошлогодними — смех, да и только. Два на варенье перекрутила, а одно поменяла на землянику и отправила внучку к тракту, где стихийно образовался импровизированный рынок, но и там оказия вышла — обманули девчонку несмышленую нехристи, вместо рублей бумажку какую-то иностранную подсунули. Да ещё и ведро вместе с ягодой забрали, сволочи. Правда бумажку эту зеленую она на всякий случай припрятала, но куда с ней податься не знала, хоть убей. Слышала только, будто долляры эти иностранные огромных денег стоят, но с другой стороны, кто ж будет за ведро земляники целое состояние отваливать — как есть обманули, подсунули обманку, сволочи. Да это бы ладно, придумала бы чего-нибудь, перешила бы из своих старых вещей, но с этого года в родной деревенской школе оставили только начальные классы, а всех остальных будут возить в районный центр Быково, и хотя это всего пара километров, но там какую-то школьную форму обязательную придумали. Где ж её взять то без денег? И Анютка за лето вымахала, дай бог ей здоровья, старое ей вообще ничего не налазит, хоть караул кричи. Царица мимоходом смахнула слезу и принялась за следующую банку. Прозвище Царица ей дали за прямую царскую осанку, что большая редкость в деревне, да за внятную и правильную речь. Насколько она себя помнила, никто её этому специально не учил, это было у неё в крови. Видать проезжал когда-то мимо этого богом забытого места какой то важный и породистый дядька, да на ночь останавливался…. Вот дочка, царствие ей небесное, не в нее пошла, жила непутево и умерла так же. Да и зятек, лодырь пустоголовый, одна косорыловка на уме, нет чтоб зайти, дитя проведать. Ну, хоть внучку-отраду подарили, и то ладно. В это время скрипнули ржавые петли калитки: — Тьфу ты, помяни черта, он и появится, — в сердцах сплюнула Царица, увидев бешенные Санькины глаза.
— Здорова теща, — прохрипел тот, падая на завалинку теплушки, — Я тут эта. Видок у него был, что надо: бледный как мел, руки ни как не могли найти свое место и ходили ходуном, на губах блестел бело-желтый налет, а глаза … Царица молча поставила очередную закрученную банку и пошла в дом: — Сдохнет ещё тут во дворе! Она открыла кладовку, подняла одеяло, которое лежало на трех флягах, и зачерпнула с одной из них ковшик браги. Надо сказать, что она не торговала самодельным спиртным, но имела его обязательно, как средство расчета за необходимую мужскую работу — наколоть дров, перекопать огород, выкопать картошку, сена корове заготовить, да мало ли мужских дел в деревне.
— На, Ирод! И когда вы нажретесь то, наконец! — она сунула ему под нос ковшик. Он с трудом поднес его ко рту и, расплескивая драгоценную жидкость начал жадно глотать.
— Тьфу ты! — опять вырвалось у тещи, — Ребенок голый ходит, а папаша все сивуху лакает!
— А чё, ребенок! — смачно отрыгивая и вытирая ладошкой рот, возразил Санька, — Чё ей надо-то? Жара вон