Оставив арфу и сумку, он направился к ней в амбар. Она закрыла за ним дверь.
– В чем дело? – требовательно спросил он. – Что не так?
Адайра колебалась, но в ее глазах все еще читалось изумление, когда их взгляды встретились.
– Иннес только что сказал мне, что на Западе музыка запрещена.
Слова вырвались у Джека. Ему потребовалось два полных вдоха, чтобы осознать их.
– Запрещена?
– Да. Ни инструментов, ни пения, – прошептала Адайра, отводя глаза. – Барды были не в чести среди Брекканов более двухсот лет. Я… я не думаю, что тебе следует…
– Почему? – резко возразил он. Он знал, что девушка собиралась ему сказать, и не хотел этого слышать.
– Она говорит, что это беспокоит духов, – ответила Адайра. – Вызывает бури, пожары, наводнения.
Джек молчал, но мысли его кипели. Он знал, что магия на Западе становится ярче в руках смертных, что приводит к гибели духов, в противоположность жизни на Востоке. Он знал, что игра для местных духов стоила ему немалых потерь жизненных сил, но никогда не задумывался о том, каково это – играть для духов на другой стороне острова. Только в этот момент он понял, что мог бы играть свою музыку и петь для Запада без последствий для здоровья. Какая сила хлынула бы из его рук!
– Тогда я оставлю арфу, – заявил он, но его голос прозвучал отстраненно. – Я все равно не могу играть на ней как следует, слишком уж она пострадала.
– Джек, – печально прошептала Адайра.
От этого звука у него похолодело на сердце.
– Не проси меня остаться.
– Если ты пойдешь со мной, – продолжила девушка, – тебе придется отречься от себя. Ты никогда больше не сможешь сыграть на музыкальном инструменте или спеть балладу. Тебе не только придется расстаться со своей первой любовью, но и разлучиться с матерью, которая выглядит такой хрупкой, что я беспокоюсь о том, как долго ей осталось. И с сестрой, убитой горем при одной мысли потерять тебя, которая может в любой момент оказаться в приюте. Клан хочет, чтобы ты остался, и я думаю, что Торин будет…
– Тамерлейны не знают, что я наполовину Бреккан, – резко оборвал он. – Я уверен, что их мнение обо мне и моей музыке быстро изменится, когда эта правда всплывет наружу.
– И все же на Западе ты можешь столкнуться с гораздо большей опасностью, если Брекканы узнают, чей ты сын.
Джек молчал.
Адайра вздохнула. Она выглядела такой уставшей и печальной. Девушка прислонилась к стене, словно не могла устоять на ногах. Ее дыхание стало быстрым и поверхностным, и Джек заговорил мягче, нежно привлекая ее к себе и гладя по волосам:
– Я дал тебе клятву. Если ты попросишь меня остаться на Востоке, в то время как сама отправишься на Запад… это будет все равно что если б от меня оторвали половину.
Из ее груди вырвался стон. Джек почувствовал, как она задрожала.
– Я боюсь, что, если ты пойдешь со мной, – произнесла она после напряженной паузы, – ты вскоре возненавидишь меня. Ты будешь тосковать по своей семье и музыке. Я не смогу дать тебе все, что тебе нужно, Джек.
Ее слова поразили его, как меч. Он медленно опустил руки. В нем вспыхнули старые чувства, которые он испытывал в детстве, когда ощущал себя брошенным и нежеланным.
– Значит, ты хочешь, чтобы я остался здесь? – спросил он ровным тоном. – Ты не желаешь, чтобы я отправился с тобой?
– Я хочу, чтобы ты был со мной, – ответила Адайра. – Но не в том случае, если это разрушит тебя.
Джек отступил. Боль в груди сдавила легкие, и он с трудом дышал. Он был зол на Адайру, потому что в ее словах была доля правды.
Он хотел быть с ней и в то же время не хотел расставаться с Мирин и Фрей, не хотел отказываться от музыки, предавать все эти годы учебы на Большой земле…
И все же он не мог представить себе жизнь без Адайры.
Охваченный мукой, он встретился с ней взглядом и заметил, что она спокойна, как и в тот первый день, когда он увидел ее. Ее защита была на месте; ее эмоции были укрощены. Она смирилась с этой разлукой, и между ними внезапно образовалась пропасть.
– Тогда как пожелаешь, – прошептал он.
Она долго смотрела на него, и он решил, что она может передумать. Возможно, она была не так тверда в своих убеждениях, как казалось. Возможно, она тоже чувствовала горечь сожаления и раскаяния, которые будут преследовать их долгие годы.
Он смотрел, как Адайра открыла рот, но, вздохнув, не смогла произнести ни слова. Она повернулась и выбежала из амбара, словно не в силах смотреть на него.
Солнечный свет хлынул внутрь.
Джек застыл в его тепле, пока боль не закипела в груди. Он вышел наружу, ища ее взглядом.
Адайра сидела на лошади и следовала за Иннес и стражниками вниз по склону. Скоро она растворится в лесу и тенях. Джек боролся с желанием броситься за ней вдогонку.
Он остановился в траве, ожидая, когда Адайра обернется, чтобы взглянуть на него еще раз. Если бы она это сделала, он последовал бы за ней на Запад. Его сердце билось где-то в горле, пока он не сводил с нее глаз. Волны ее длинных волос, гордая осанка.
Ее лошадь вошла в реку, она была почти у леса.
Она так ни разу и не оглянулась.
Джек смотрел, как она исчезает. Он тяжело дышал, спускаясь с холма. Река захлестнула его по щиколотку, когда он ступил в ее воды. Юноша посмотрел на Запад, где солнце освещало Приграничный Лес и лучи играли в речных порогах. Он опустился на колени в холодную воду.
Вскоре он услышал за спиной плеск шагов. Маленькие тонкие ручки обхватили его – Фрей обнимала его, пока он горевал.
* * *
Сочная зелень холмов превратилась в пожухлую траву. Папоротник приобрел коричневый оттенок, мох стал похож на янтарные пятна, а деревья Приграничного Леса стали кривыми, клонясь к югу. Полевые цветы и вереск цвели только в укромных местах, где их не мог сорвать ветер. Горы возвышались, вырезанные из суровой скалы, а озера были мелкими и застоявшимися. Только река оставалась чистой, вытекая из скрытого места в холмах.
Адайра ехала рядом с матерью в самое сердце Запада. Облака висели низко, и пахло