– Я совершенно уверен, что Антон Денисович не хотел ничего такого, – твёрдо возразил Чирков. – Просто произошло некоторое недопонимание, он неясно выразился.
– Именно, именно что недопонимание! – вставил предмет обсуждения.
– Простите, Пётр Антонович, но Валентинов выразился предельно ясно, – вмешался Федорин. – Он регулярно высказывался предельно ясно, но мы все к нему привыкли, а поручик, как человек новый, не сдержался. Да и вы сами, Пётр Антонович, сколько мне помнится, очень нервно всегда реагировали на высказывания о том, что государю императору не стоило направлять солдат на восток, и союз с островами нам был не нужен, и вообще пусть бы они сами с заокеанскими соседями разбирались, а нам, дескать, и Аляска никакая не нужна.
– Да ладно уж тебе, Федорин, вспоминать, – явственно смутился Чирков, и Брамс поняла, что без её помощи тут прекрасно обойдутся – не очень-то полицмейстер и сердился.
Участие Чиркова в военной кампании начала века не было секретом, напротив, являлось большим его поводом для гордости. На Дальнем Востоке и в Северной Америке Пётр Антонович провёл добрых десять лет и внёс свой вклад в победу. В родной город вернулся пятнадцать лет назад с ценным пополнением оружейной коллекции, чрезвычайно модными в то время сувенирами для всей родни и глубочайшим одобрением заключённого иимперией союза – в сердце.
Союз этот вызвал в своё время множество кривотолков: как же так, наследник престола взял в жёны не европейскую принцессу, а необычную до изумления пришелицу с островов, расположенных на другом конце земли! Да и от японского императора никто не мог ожидать такого шага – никогда прежде принцесс не отдавали за чужестранцев. Однако решение отступить от традиций было продиктовано исключительно собственной выгодой и желанием отстоять независимость страны. Выбирая между западным диким союзником и восточным ещё более диким захватчиком, уже показавшим своё лицо, Мэйдзи неожиданно сделал ставку на первого. И выиграл.
Да и единственный выживший сын Александра, великий князь, а ныне – император Михаил II, тоже вроде бы выиграл. Поручиться за это не мог бы никто, но на посторонний взгляд в государевой семье царил лад, да и бог благословил союз и страну здоровыми наследниками. Необыкновенной наружности, но по-своему красивыми.
А полицмейстер тем временем продолжал, желая скорее свернуть разговор:
– В общем, выговор тебе, Титов, держи себя в руках, не дело это. А вам, Антон Денисович, тоже стоило бы внимательней относиться к своим словам.
– При всём моём уважении, я говорю то, что думаю, и не собираюсь под кого-то прогибаться, – возразил Валентинов.
– Попробуйте для начала думать, что говорите, – мягко поправил его Чирков. – А если не находите нужным прогибаться – так и отвечайте за свои слова, а не бегите за заступничеством. Идите, идите, некогда мне тут с вами.
Аэлита, сообразив, что сейчас её обнаружат, отпрянула от двери – и смутилась, заметив секретаря, о котором успела позабыть. Тот, однако, не спешил корить её, лишь подмигнул заговорщицки и поманил к себе, после чего заговорил своим неизменно ровным, хорошо поставленным голосом:
– Прошу простить, Аэлита Львовна, но никак не можно: занят Пётр Антонович, посетители у него… а вот, впрочем, и они.
Первым, не оборачиваясь и ни на кого не глядя, выскочил Валентинов, за ним вышел улыбающийся в усы Федорин, последним – угрюмый, словно с похорон, Титов. При виде Брамс он слегка просветлел лицом и удивлённо вскинул брови.
– Аэлита Львовна, вы здесь?.. – проговорил и осёкся, понимая, что любой вопрос может быть неправильно понятым и прозвучать грубо.
– Я хотела новостями поделиться и спросить, какие у нас планы на день? – бодро проговорила она, и Титов устало улыбнулся в ответ.
– Я сегодня исключительно неудачный командир – во всех смыслах. И начал день неважно, и, боюсь, дальше пользы не будет, голова после такого неизменно как чужая, какой тут сыск…
– Ой, да бросьте! – отмахнулась Брамс и, к крайнему изумлению поручика, решительно подцепила его под локоть, уводя из полицмейстерской приёмной. – Голова – что, пройдёт, если ей спуску не давать. А ежели у вас и правда контузия, как Машков объяснил, так какой с вас спрос? Больные вины не имеют.
– Умеете вы утешить, – тихо засмеялся Титов, с удивлением чувствуя, что ему и вправду делается легче. Только не от тренировки головы, а от общества вѣщевички. – И какие же у вас новости?
– Хорошие, – тут же оживилась она. – То есть не знаю, как они для следствия, но для нас очень хорошие: получилось! Фон мы восстановили не полностью, но некоторые основные потенциалы и зависимости – вполне. В частности, завышенный показатель Каплана… – затараторила она, но собеседник оборвал:
– Аэлита Львовна, пощадите! Я так-то этих слов не знаю, а нынче и узнать не способен. Скажите сразу вывод!
– Да, извините, – чуть смутилась она. – В общем, я поняла, что мне почудилось в умбре со второго тела. Там был отчётливый след женской вѣщи, и присутствие подобной же вѣщи мы сумели восстановить на первом теле.
– В каком смысле «женской»? То есть я слышал об их разделении, но неужели у этого понятия действительно имеется научное обоснование?
– В некотором роде, – улыбнулась Брамс. – Ясное дело, у сложных вѣщей вроде умброметра или, наоборот, самых обыкновенных вроде сапог ничего подобного нет, чаще «пол» относят к традиционным вѣщам, оберегам, которые на здоровье и какие-то особенные вещи вроде состояния плода у беременной.
– То есть погодите, убийца – беременная женщина? – оторопел Титов.
– Нет, это просто для примера, – засмеялась Аэлита. – Я точно не могу сказать, что именно делает эта вѣщь.
– Одна и та же в обоих случаях? – подобрался Натан. – Только в первом она оставила умбру до того, как оную стёрли, а во втором – лежала рядом уже после этого?
– По сути, получается так, но одна или разные – поручиться, увы, не могу, – вздохнула Брамс. – Величины умбры совершенно типичные, подобные может показать огромная масса самых различных вѣщей.
– А восстановить умбру до стирания во втором случае получится? Чтобы сравнить? Например, узнать, влияла ли эта самая вѣщь на вторую покойницу до стирания умбры.
– Толку не будет, – разочарованно махнула рукой Аэлита.
– Почему?
– Во-первых, в любом случае результаты наших подсчётов весьма приблизительные, а для определения конкретной вѣщи и сравнения цифры нужны точные. А во-вторых, результат замеров на втором теле будет заведомо смазанным и непохожим на первый. Потому что в первом случае умбру стёрли и всякое воздействие прекратилось, а во втором сначала стёрли, а потом ещё наложилась умбра от какой-то другой вѣщи или вѣщей. Можно попытаться её исключить и восстановить прежний фон, но результат будет