Однако мысли в голову лезли самые далёкие от службы и охоты за преступником, и с четверть часа Титов мерил медленными шагами комнату, пытаясь осмыслить последние события.
Безответно влюблённый Шорин, несмотря на свои математически и, наверное, очень ладно скроенные мозги, пошёл по обыкновенному пути: с горя выпил и направился от безысходности решать проблему, устраняя, как казалось, первопричину равнодушия девицы.
Сам Титов поступил не лучшим образом: не попытался объясниться, наоборот, пошёл на поводу у сиюминутных чувств и дразнил Шорина. И не одумайся поручик в последний момент, эта история сделалась бы совершенно некрасивой, и быть бы назавтра нечестной дуэли, стыдной для Натана, – уж больно заметно разнились умения мужчин, а выставить заместо себя другого, более опытного бойца, что в подобных случаях допускалось кодексом, математику бы не позволила гордость.
Стоило признать, Натан приревновал вѣщевичку. Не только теперь, но и в первое своё знакомство с Шориным. И вот сейчас тоже явственно дал понять, что Брамс ему интересна и за сердце девушки он намерен побороться. Повёл себя как собака на сене? Или – влюбился?
А коль влюбился, что теперь делать? Переболеть да не мешать ей устроить жизнь? Шорин хоть и балбес изрядный, но от любви кто хочешь поглупеет. Главное, незлой, честный…
От этой мысли сделалось до того тошно, что Титов вновь пожалел о своём давнем решении бросить курить – папироса была бы кстати. Налив вместо неё крепкого, остывшего уже чая, поручик уселся к столу. Хлебнул тёплой горечи, опять поднялся. Сделал круг по комнате. Тихонько вышел на крыльцо, чтобы глотнуть холодного сырого воздуха с запахом дождя.
Ночная свежесть отрезвила, успокоила, и поручику стало стыдно: там убийца на свободе разгуливает, трёх женщин безнаказанно погубивший, а он думает невесть о чём!
Пятернёй взъерошив волосы, Титов ругнулся себе под нос, сплюнул под ноги и вернулся к бумагам. А Брамс… Вот разберётся с этим делом, тогда и решит, что предпринять.
Незадолго до рассвета Марфа Ивановна нашла своего жильца у стола. Натан, уронив голову на сложенные поверх бумаг руки, спал сном настолько крепким, что не заметил не только появления Прокловой, но и её хлопот по хозяйству. Женщина поглядывала на постояльца насмешливо, но будить не стала.
Очнулся Титов только тогда, когда по узкой крутой лестнице, ведущей на второй, получердачный, этаж, спорхнула Аэлита, выбив звонкую дробь каблуками и чудом не оступившись.
– Доброе утро, Натан Ильич! – бодро поприветствовала Аэлита сонно растирающего глаза мужчину и с размаху плюхнулась на ближайший стул. – Нашли что-нибудь?
– Доброе утро, – сцедив зевок в кулак, кивнул Титов. – Нашёл.
Глядя на него, Брамс не удержалась от хихиканья – взъерошенный, сонный, помятый поручик настолько не походил на безупречно выглаженного и подтянутого петроградца, с которым она познакомилась в дядюшкином кабинете, что казался другим человеком.
Повинуясь сиюминутному порыву, Аэлита протянула ладонь, погладила мужчину по щеке и вновь хихикнула, пояснив в ответ на его озадаченный взгляд:
– Колючий, так забавно! – И пока Натан пытался опомниться и понять, что всё это значило и как следует ответить, Брамс враз посерьёзнела и спросила: – Так что вы узнали?
– Имя её любовника, – встряхнулся Титов. – Также можно утверждать наверняка, что о беременности Акулина не догадывалась. Она записывала в дневник все переживания и такое важное событие точно не пропустила бы. И ещё одна мелочь, помните, Царёва про Пасху вспоминала? Есть запись, сейчас… – Натан, уже окончательно проснувшись, зашуршал страницами. – «…Право, я в совершенной растерянности и не знаю, что предпринять. Как досадно, что некому…», так, дальше об одиночестве и нежелании беспокоить мать, это неважно… Вот. «Муж мой, которого я доныне считала образцом благочестия и разумности, совершил ужаснейшую вещь. Я нынче поставлена перед трудным выбором – какой позор, какое предательство предпочесть. Из двух зол выбирают меньшее, но как быть, ежели оба они равно отвратительны в своей лицемерности?» В подобном ключе она рассуждает ещё некоторое время, но прямо не говорит, что именно совершил её муж. Может, любовницу завёл, может, развестись надумал. А что до любовника, то сошлась она с этим… Русланом Меджаджевым поболе двух месяцев назад. – Сложное имя поручик прочитал по бумажке. – Поначалу отношения их носили больше платонический характер, а вот где-то после Пасхи изменились. И я почти уверен, что все свидетели, вспоминавшие спутника Акулины, видели именно его.
– Почему? – полюбопытствовала Брамс. Глаза её азартно, очень заинтересованно блестели.
– Что – «почему»?
– Почему вы думаете, что это именно он? Вы же его не видели. Или просто других подходящих мужчин в дневнике не упоминалось?
– Видеть не видел, и, исключительно в теории, он может оказаться блондином, но вряд ли, – засмеялся Натан, сообразив, что собеседница имела в виду. – Черкесская фамилия подобного не предполагает. Но если вас это не убеждает, да, других подходящих мужчин нет, хотя имя его с какого-то момента перестаёт появляться в дневнике, заменённое безликим «Л». А самое интересное, что этот Меджа… Меджаджев, во-первых, знакомец её мужа, именно так она его впервые упоминает, а во-вторых, вѣщевик из списка, работающий на «Взлёте». И после завтрака мы с вами наконец-то направимся туда на экскурсию.
Глава 16. Встреча
Тучи обложили город С*** плотно, от горизонта до горизонта, и продолжали орошать зелень окрестных полей, радуя крестьян, но у горожан вызывая ворчливое недовольство. На дорогах блестели лужи, текли ручьи, и прохожие жались к стенам домов, чтобы не стать жертвой случайного лихача, поднимающего колёсами фонтаны брызг. Мокрые, укрытые попонами лошади нехотя шлёпали по лужам, прядая ушами и отфыркиваясь, а железные авто, которым непогода была нипочём, огибали их, словно бы поглядывая свысока.
«Взлёт» находился вблизи городской окраины, и дорога туда пролегала едва ли не лучшая во всём городе: ровная как зеркало, асфальтовая, широкая, одно удовольствие ехать. Даже «Буцефал» на ней как будто не ревел, а довольно урчал, почти бесшумно шелестя шинами.
«Буцефал» ехал быстро. Брамс, радуясь возможности, гнала железного коня вперёд во весь опор, счастливо улыбаясь хлещущему в лицо мокрому ветру и не обращая внимания на то, что капли скатываются за шиворот. Натан крепче держал фуражку, чтобы не сорвало, и пытался одновременно придержать плащ-накидку, полощущуюся флагом. Он озирался по сторонам, любуясь видом зелёной, просторной городской окраины, и никакое предчувствие или беспокойство не кололо сердце, пока вдруг…
Что именно произошло, Титов и сам не понял. Просто возникло ощущение, что на них катится какой-то вал, словно кто-то дунул горячим дымом, и воздух над дорогой пошёл рябью.
Руки оказались быстрее головы. Как обычно в моменты опасности,