Хуже того, навязчиво лезли в голову и прежние жизненные впечатления, свои и чужие. Не сказки из детства; обрывки историй, баек и даже стихотворений современных поэтов – «блудницу с острыми жемчужными зубами» и другие накрепко засевшие в памяти пронзительно-жутковатые строки.
Натан сердился на себя, напоминал, что так недалеко и до повторного визита к профессору Лопуху, однако избавиться от этих мыслей не получалось. Оставалось только единственное верное средство: разговор.
– Аэлита Львовна, а расскажите пока про «Взлёт».
– Тридцать лет назад это была маленькая мануфактура, велосипеды делали. Да и сейчас делают, но главное там самолёты, которыми они ещё до Великой войны занялись. У них отличные инженеры, есть сильные теоретики, очень много патентов, большинство закрытые.
– Это как?
– Ну, секретные. По аэродинамике, по конструкциям двигателей, даже по металлургии, по-моему. А вообще, я не знаю, что о нём можно рассказать. Завод и завод. Большой, солидный, важный.
– А с охраной как?
– Очень строго, – Брамс недовольно наморщила нос. – На проходной проверяют досконально, с собой ничего нельзя, словно в тюрьме. Я потому передумала там работать.
– Занятно, – растерянно хмыкнул Натан.
Насколько всё на самом деле строго, поручик понял сразу, стоило выбраться из машины у небольшого двухэтажного здания из красного кирпича, прерывавшего своим фасадом забор.
Дорога, образуя здесь квадратную площадку, ныряла под ворота слева от строения, сейчас запертые. Ограда внушала уважение – высокая, глухая, с железными рогатинами поверху, между которыми частой сетью змеились ряды колючей проволоки – густой, злющей. Забор от прочего окружения отделяла широкая полоса выкошенной травы, обеспечивая отличный обзор охране на вышках. Тут и там на заборе алели крупные буквы предостерегающих надписей: «Стой! Стреляют!»
– Да уж, – кашлянул поручик, озираясь. – Вот это поворот. Как-то я не ожидал, что тут всё настолько секретно. Конечно, самолёты, но… И впрямь хуже тюрьмы.
Внутри всё тоже оказалось строго, хотя и не столь угрожающе: если вооружённая охрана и присутствовала, то скрытно и в глаза не бросалась. Ту часть помещения, в которую вошли полицейские, отделяли от второй половины две высокие, вычурно-резные арки, между которыми стояла конторка с ещё одним телефоном. За ней сидел крепкий молодой мужчина, который смерил посетителей пристальным, оценивающим взглядом, но не окликнул и излишнего служебного рвения не проявил.
Мешкать на пороге Натан не стал и прошёл прямо к нему, назвался и попросил пригласить майора Русакова.
К счастью, тот оказался на месте. Временные пропуска полицейским выписали в минуту. Даже оружие не вынудили сдать, хотя охранник и поглядывал на начальника укоризненно.
Прошли через арку и по лестнице – зеркалу той, что осталась за проходной, – поднялись в кабинет. Пустоватый, безликий, казённо-унылый: серо-зелёные стены, трёхрожковая люстра с белыми плафонами, большое, чуть пыльное окно без занавесок. Два стола буквой «Т», несколько потёртых стульев, три закрытых шкафа – один несгораемый, два обыкновенных, самых простых и грубых, словно деревянные ящики.
Единственной интересной деталью оказалась изящная фоторамка на столе, однако чья карточка в ней хранилась, посетителям было не видно. И Натан от всей души пожелал, чтобы там стояло изображение какой-нибудь миловидной девушки или семейная фотография. Просто так. Просто потому, что в столь скудной, неуютной обстановке должно быть хоть что-то человеческое.
Немногословный, сосредоточенный Русаков предложил посетителям садиться, в молчании выдал поручику неподписанную картонную папку, а сам углубился в собственные записи. Титов с Брамс озадаченно переглянулись, но склонились над подшивкой таблиц.
Разобраться оказалось несложно: люди, даты, время прихода и ухода с точностью до минуты. Вскоре Титов уже знал, что Горбач не врал, во время последних убийств он находился на территории завода, а вот Меджаджев отсутствовал и, значит, вполне мог совершить преступления – если у него не имелось других свидетелей.
Алиби не оказалось и у Хрищева, которого поручик на всякий случай не стал выпускать из поля зрения, но здесь также требовалось уточнение: будучи шофёром, он не так уж много времени находился на заводе.
– Роман Анатольевич, не выделите проводника? Нам бы с Меджаджевым поговорить, если он на месте.
– Сейчас организуем, – окинув их задумчивым взглядом, кивнул Русаков и потянулся к телефону. – Прокоп Кузьмич, Меджаджев на месте? В цех пошёл? Куда? К Лямину, на токарку? Спасибо, сейчас их наберу… Алло, Яна Сергеевна? Русаков. Меджаджев на участке? Батраков сказал, к вам пошёл. Что? Только пришёл? А, вот теперь и я слышу. Прекрасно. Передайте, пусть ко мне срочно зайдёт. Если через десять минут не будет, я за ним эскорт из внешнего оцепления снаряжу. Да, так и передайте. Спасибо! Скоро будет, – обратился начальник охраны к поручику.
– Да мы бы и сами дошли, – растерянно проговорил Титов. – Мы же не арестовывать, задать несколько вопросов.
– Сами бы вы за ним полдня бегали из цеха в управление и обратно, – хмыкнул Русаков. – Ну и кроме того, с подобными людьми лучше разговаривать на своей территории, особенно в первый раз. Сейчас придёт, сами убедитесь. С вами дама, это подействует благотворно, но боюсь, если он поймёт, что вы его в чём-то подозреваете, придётся и впрямь звать охрану.
– Такой буйный? – удивился поручик.
– Вспыльчивый, – согласился Русаков. – А вы, насколько я понимаю, расследуете эти убийства? Три утопленницы, одна из которых – жена Горбача? Не знаю, что у вас на Меджаджева, но очень маловероятно, что это именно он.
– Почему? Не способен на убийство?
– Этот? Отчего же, легко, – пожал плечами майор. – Только не так. Пришибить в ярости может, это да, словно бык дуреет. Но на женщину руку бы не поднял.
– Поглядим, – не стал спорить Натан и кивнул на папку: – А вы всех вѣщевиков из этого списка лично знаете?
– Это одна из главных подотчётных ценностей. – Русаков усмехнулся. – Я и спутницу вашу прекрасно помню.
Натан бросил удивлённый взгляд на смешавшуюся при этих словах Аэлиту, но вопросы придержал, чтобы не смущать её ещё больше. Тем более он догадывался, что стало камнем преткновения в общении этих двоих: Брамс сразу нелестно высказалась о местных правилах безопасности, вряд ли она прежде об этом молчала, могло и Русакову достаться на орехи.
– Какого дьявола тебе опять от меня нужно?! – громыхнуло от двери, распахнутой как будто ударом ноги. – Сам ни хрена не делаешь, так хоть людям не мешай работать!
Глава 18. Любовник
Оглянувшись на вломившегося в кабинет посетителя, Титов не без иронии