– Скажите, Натан Ильич, как вы находите наш город после столицы? – светским тоном осведомилась Элеонора.
– Прекрасно, очень симпатичный и тихий, – вежливо ответил тот.
– Вы потому и решили покинуть Петроград, устали от суеты? – ещё больше оживилась она.
– В некотором роде, – чуть улыбнулся Титов. – От суеты, да и климат вот переменил.
– Климат стоило менять на Севастополь, – со знанием дела заявил Шерепа. – У нас там море, красота! Вот где жизнь!
– А что же заставило вас, Владимир Семёнович, оставить море и перебраться в эти места? – полюбопытствовал поручик.
– Укачало, – рассмеялся тот. – Наскучило, знаете ли…
– Не слушайте вы его, – оборвала следователя Элеонора. – Он сюда переехал в возрасте пяти лет, сами понимаете, никто его мнением не интересовался. А расскажите, вот вы жiвник. Как же так получилось, что при этом – поручик, а не врач?
– Наверное, потому, что учебное заведение кончал военное, а не медицинское, – с лёгкой ироничной улыбкой отозвался Натан.
– Так вы, наверное, и в Великой войне участвовали? – продолжила расспрашивать Михельсон.
– Отчасти, – уже вполне явственно усмехнулся поручик. – Всё больше с бумажками… – Он махнул рукой, сделав вид, что не заметил, как скисла на этих словах Элеонора и каким задумчивым, недоверчивым и малость насмешливым взглядом окинул его Машков, прошедший Великую войну вольноопределяющимся. И проговорил, меняя тему: – Расскажите мне лучше подробнее, как в губернии обстоят дела с преступлениями? Так ли всё сонно, как уверяет Чирков?
– Ну да, сонно, – хохотнул Шерепа. – Слушайте его больше!
Мужчины, порой привлекая Элеонору в роли справочного бюро, обсуждали служебные дела, находя друг в друге если не дружеское расположение, то по меньшей мере уважительную приязнь. Титов радовал новых сослуживцев отсутствием спеси, Владимиры его – крепким знанием дела. Чирков, поминая уголовный сыск, сгустил краски или даже зачем-то сознательно польстил Натану: может, некоторые современные методы и тонкости до провинции ещё не добрались, но следователи были совсем не глупы и, главное, весьма опытны.
Аэлита не принимала участия в общей беседе. В первую очередь она окончила чтение «Академического вестника», отложенного на время встречи с полицмейстером, а после занялась собственными рабочими записями: необременительную (ввиду непостоянства) службу в полиции Брамс успешно совмещала с чтением лекций в Федорке и научными изысканиями, в том числе с написанием докторской работы, так что трату времени на пустые разговоры она считала расточительством.
Но всё равно нет-нет да и возвращалась мыслями к петроградцу и бросала на него косые взгляды, и настроение её всё больше портилось.
Через полчаса Натан совершенно покорил Элеонору, был уже на «ты» с обоими Владимирами, и только Аэлита, с сосредоточенным видом отгородившаяся столом от сослуживцев, находилась за пределами его внимания. Именно эта лёгкость, недоступная ей самой, и сердила Брамс, вкупе с недавно проявленной решимостью и умением быстро думать в мгновение опасности. Поручик Титов до обидного походил на героев пресловутых приключенческих книг, любимых вѣщевичкой, и Аэлита страшно ему завидовала.
Вскоре явился и Чогошвили, бережно сжимавший в руке бумажный самолётик. Это был энергичный, очень разговорчивый, обаятельный и улыбчивый, притом надёжный и готовый всегда прийти на выручку молодой человек. Адам всего полгода как прибыл из Москвы, где окончил правовое училище по направлению сыскного дела, и за это время снискал общую любовь Департамента, особенно его прекрасной половины. Он уверял, что является потомком княжеского рода, но и сам, кажется, относился к этой мысли с изрядной долей иронии.
Как правило, Аэлита была рада видеть Адама – его искренность и живость подкупали, и ещё он редко ставил вѣщевичку в тупик, потому что не имел губительной для неё привычки изъясняться намёками, а выражал мысли прямо и точно. Но сегодня и его общество не помогало развеять хандру.
Брамс уже почти решилась отправиться в Федорку, где в родных лабораториях её бы точно ничто не беспокоило, но в это мгновение живой разговор служащих прервался резкой, пронзительной трелью: задребезжал телефон, стоявший на столе Элеоноры.
– Уголовный сыск слушает, Михельсон у аппарата! – отчётливо и даже с какой-то торжественностью проговорила женщина. Свой, отдельный телефонный номер и аппарат в двадцать третьей комнате появились недавно, звонки случались нечасто, и делопроизводительница пока ещё гордилась обязанностью отвечать на вызовы.
А вот следователи при звуке телефона подобрались и переглянулись, даже Бабушкин в своём углу завозился и что-то забормотал – не то увидел тревожный сон, не то задумался о возможном пробуждении.
– На мысу, против Коровьего? Судебных вызвали? Выезжаем! – отрывисто проговорила она, сделав какие-то пометки в пухлой тетради. А после, уже положив трубку на блестящие телефонные рога, сообщила: – На мысу рыбаки выловили труп, молодая женщина, по виду – утопленница. Кого записываю на выезд? – Элеонора перевела вопросительный взгляд на Титова.
– На мысу-у, это же другой край города! – тоскливо вздохнул себе под нос Шерепа.
– Думаю, никто не станет возражать, если прогуляемся мы с Брамс? – чуть улыбнулся поручик. – Аэлита Львовна, вы утопленников не боитесь?
– Едем! – возмутилась вѣщевичка, воинственно вздёрнув подбородок, хотя к трупам она на самом деле относилась с опасением. Однако признать это перед петроградцем? Она подошла к шкафу за небольшим рабочим саквояжем: у каждого из полицейских вѣщевиков имелся такой, с полезными в деле вѣщами и другими мелочами.
Титов распахнул и придержал дверь, позволяя ей выйти, и следом за ней шагнул через порог. Несколько секунд двигались в тишине, потом Натан предложил:
– Разрешите вам помочь?
– Чем? – растерялась Аэлита.
– С чемоданчиком, – ответил мужчина, но взгляд её не стал более понимающим, и поручик попытался уточнить: – Давайте, я его понесу. Зачем барышне таскать тяжести?
– Оставьте, он не тяжёлый, – недовольно отмахнулась Брамс. – Тем более там много хрупких вещей.
Ещё несколько шагов помолчали.
– Аэлита Львовна, я хотел бы извиниться, – вновь нарушил тишину Титов, и на этот раз Брамс ответила откровенно изумлённым взглядом, – за то, что во время разговора у Петра Антоновича выразил сомнения в ваших умениях и невольно обидел вас.
– Ничего страшного, – ответила она после долгой паузы.
Получилось ворчливо, да и раздосадованный взгляд, который вѣщевичка бросила на спутника, сложно было назвать извиняющим, но Натан решил всего этого не замечать: он уже понял, что девушка с выдуманным именем – чудачка, которая полностью своё имя оправдывает. А вот как относиться к её словам и поведению и как держать себя с ней, он ещё не определился и потому решил пока наблюдать со стороны, на подначки не реагировать, держаться ровно и приветливо.
С остальными служащими было куда проще, общий язык с ними Титов нашёл без