На этом светлом, приятном фоне чудачества Аэлиты не беспокоили Натана. Первые чувства – неодобрение и нежелание вести дела в паре с Аэлитой – схлынули, уступив место живому интересу.
– А ещё я бы хотел попросить вас о небольшом и, надеюсь, необременительном одолжении, – продолжил Натан. – Вы ведь состоите с Петром Антоновичем в родстве и знаете его семью? Он женат?
– Да, а почему вас это интересует? – насторожилась Брамс.
– Возможно, вы сумеете оказать на него влияние, просто так или через его супругу. Видите ли, Чиркову действительно стоит обратиться к настоящему лекарю, а мою рекомендацию он, боюсь, уже выбросил из головы. Он ещё весьма крепок, а вот сердце исключительно изношено. Малейшее потрясение для него сейчас крайне опасно и в любой момент может свести в могилу.
– Но вы же его вылечили! – Рыжие брови вѣщевички удивлённо приподнялись.
– Я не вылечил, я снял острый приступ, – возразил Натан. – Я вполне владею собственным даром и способен оказать помощь, хотя учили меня совсем другому, но господину полковнику требуется обстоятельное, продолжительное лечение и наблюдение у настоящего доктора, а не случайная помощь оказавшегося поблизости жiвника. Попросите его жену, чтобы уговорила Петра Антоновича обратиться к лекарю.
– Хорошо, я поговорю с тётей Татой, – задумчиво кивнула Аэлита и бросила на мужчину непонятный взгляд. Натану почудилась в нём досада.
– А куда мы идём? – уточнил мужчина, только теперь заметив, что направление уверенно задавала Брамс. – Кажется, служебный гараж в другой стороне. Или вы желаете добираться на трамвае?
– Через весь город, от нашей Полевой до мыса? – с изумлением глянула на него вѣщевичка. – Ещё чего!
Направление она не сменила, а выяснять подробности Титов не стал: зачем, если всё одно сейчас узнает?
Путь и в самом деле вскоре закончился спуском по тесной чёрной лестнице. Через тяжёлую узкую жестяную дверь с тугой пружиной, с которой и Натан справился не без усилий, а миниатюрная, изящная Брамс и вовсе не известно, как боролась бы, следователи попали в удивительно уютный крошечный дворик. Пара клёнов, три скамейки, а неподалёку от входа на брусчатке…
– Вы предлагаете ехать на этом? – опешил Титов.
– Боитесь? – даже не пытаясь скрыть непонятное поручику злорадство, оживлённо предположила Аэлита.
– Скорее ошеломлён, – честно признался мужчина, с трудом преодолевая желание протереть глаза. – Это ваш?
– Новенький, в этом году с завода, месяц назад только из Екатеринбурга приехал, – с явной гордостью проговорила вѣщевичка, укладывая в багажную сетку свою сумку. Та вошла в аккурат, словно родная. – Называется «Буцефал». Может, слыхали? Много шуму наделал в печати, особенно заграничной.
– Признаться, не довелось. Я больше привык к живым лошадям, – сообщил поручик, разглядывая двухколёсного металлического монстра на бензиновом ходу и без всяких доказательств охотно веря, что шуму от этого аппарата немало. В Петрограде Титов и не такое видывал, но…
Впрочем, нет, такое ему видеть вблизи прежде не доводилось.
Насмешливо поглядывая на мужчину, Брамс сначала перехватила штанины юбки-брюк под коленями парой ремней, потом натянула широкий зеленоватый брезентовый анорак, за ним – кожаный шлем, по виду лётный, и защитные очки. Последней деталью стали грубые кожаные перчатки с длинными крагами, в которых маленькие девичьи руки буквально утонули. Лихо закинув ногу, вѣщевичка оседлала мотоциклет, уверенно ухватила за рога, пробудила «Буцефала» к жизни с помощью подпружиненной педали стартера. Мотоциклет громко, с подвываниями, затарахтел, в пыль разбивая уютную тишину дворика.
– Ну садитесь же, что вы? – крикнула Брамс, через плечо оглядываясь на поручика.
Она уже и забыла, что несколько минут назад была на того сердита и даже обижена за его возмутительную идеальность и правильность. Выражение глубокого потрясения и ошеломлённости на породистом лице петроградца стало лучшим лекарством от хандры, а при виде его неуверенности и опаски Аэлита почувствовала себя отомщённой.
– Ай, да чёрт с ним! Двум смертям не бывать! – буркнул под нос Титов, преодолел желание сплюнуть на землю и взгромоздился на жёсткое сиденье мотоциклета позади Брамс, неловко утвердив длинные ноги на жёрдочки подножек.
В этот момент Натан точно знал, как выглядит, а главное, что чувствует пресловутая «собака на заборе».
– Держитесь за фуражку, поручик! – прокричала Аэлита, и «Буцефал» прыгнул с места в карьер, словно под хвост ему плеснули скипидара.
Титов грязно выругался (к счастью, хватило выдержки сделать это про себя), одной рукой и впрямь ухватился за козырёк фуражки, чтобы не потерять, а второй, наплевав на приличия, – за талию вѣщевички, поскольку иных способов удержать себя на подпрыгивающем мотоциклете не нашёл.
Мелькнула мысль, что новая жизнь поручика Титова в сонном провинциальном городе С*** начинается совсем не так тихо и размеренно, как он того ожидал.
Однако через полминуты тряски Натан пообвыкся, сумел поймать равновесие и несколько расслабиться. Даже вскоре начал оглядываться по сторонам, знакомясь с городом, который до сих пор толком не рассмотрел, ограничившись картой.
А потом и вовсе пришёл к выводу, что мотоциклет можно считать пригодным к использованию транспортным средством, хотя с лошадью и не сравнится.
Ни фуражку, ни женскую талию он, впрочем, не выпустил до конца поездки.
Глава 3. Русалка
Аэлита же, пока «Буцефал» с рёвом нёсся по улицам города, пугая лошадей и перепрыгивая через трамвайные рельсы, думала о том, что Бог в самом деле всё видит и порой не откладывает воздаяние на загробную жизнь. Титов на поверку оказался сильным мужчиной и крепко её стиснул. Да ещё она выяснила, что везти пассажира на двухколёсном коне совсем не так просто, как она прежде думала. Чудо, что не потеряла управление.
Потом поручик ослабил хватку, к поведению «Буцефала» под двумя седоками вѣщевичка приноровилась, и ехать стало легче. Увы, это была не единственная проблема: Титов продолжал крепко обнимать её за талию, что ужасно беспокоило и отвлекало. Сейчас Брамс отчётливо вспоминала все те нормы поведения, которые ей безуспешно пытались привить с самого детства, и остро ощущала, насколько происходящее неприлично.
Самый удобный путь к мысу – длинному, поросшему ивняком песчаному выступу, образованному слиянием двух рек, – пролегал по набережной большой реки. Мимо шумного порта, над которым водили носами железные журавли портовых кранов, мимо по-праздничному нарядного бело-красного женского Спасо-Преображенского монастыря и в тех же цветах высокого здания пивного завода, мимо гуляющих в старом саду горожан, мимо ряда рыбацких пристаней и железнодорожного тупика и, наконец, по грохочущим под колёсами доскам, устилающим переезд.
Основная дорога за переездом убегала влево, к