– А-а, здравствуйте-здравствуйте! – разулыбался профессор. – Живая вода, мёртвая вода, помню-помню! Хорошо, когда середник есть, и в силе, – огорошил он и тут же продолжил, не дав Титову опомниться: – Значит, это вы пригласили меня поговорить с тем несчастным?
– Я. А почему несчастным? – сосредоточился на деле Натан. Ну знает Лопух о Яви и Нави, так ему это профессией предписано: отличать настоящих чертей от порождённых неумеренными возлияниями.
– Меджаджев весьма подавлен. – Лопух посерьёзнел и подобрался. – Его психика в изрядной степени истощена. Странно говорить подобное о таком на первый взгляд полном жизни и сил мужчине, но он на грани самоубийства, хотя деталей не скажу, почти не идёт на контакт. Будь моя воля, я бы его не оставлял без постоянного наблюдения. Он столь сильно раскаивается в содеянном?
– Он невиновен, я как раз намеревался его отпустить, – сообщил Титов. – Впрочем, причины его подавленности понятны…
– Поделитесь? – заинтересовался психиатр.
– Меджаджев потерял любимую женщину и нерождённого ребёнка, причём второй раз в жизни. И других близких людей или друзей у него, как я понимаю, нет. Только работа.
Лопух сокрушённо нахмурился, качнул головой.
– Беда-беда! А впрочем… – Профессор принялся рассеянно охлопывать карманы. – Кажется, я знаю, что ему нужно… – Он достал из нагрудного кармана пиджака щегольскую золочёную ручку, а из портфеля – одну из визиток и быстро что-то начирикал на обороте. – Вот.
– Что это? – уточнил Титов, прочитав два адреса – первый на Преображенской, у самого мыса, второй на Николаевской, чуть ближе.
– Адреса сиротских приютов, – спокойно пояснил Лопух.
– Полагаете, его это заинтересует? – растерялся Натан.
– Ему это поможет, – ворчливо возразил профессор. – Я как… ну пусть будет, как врач это говорю. Но я могу только предложить выход, а воспользоваться им или нет – личное дело каждого. Доброго денёчка!
– Погодите! – опомнившись, поручик окликнул двинувшегося уже прочь Лопуха. – Спасибо.
– И как ему поможет приют? – озадачилась Аэлита.
– Полагаю, речь о поиске отдушины в помощи беспризорникам, – пожал плечами Титов. – Или о том, чтобы взять ребёнка на воспитание, если вѣщевик действительно мечтал о детях. Или ещё о чём-то, чего я не понимаю. Профессору виднее. Пойдём, не думаю, что нашему арестанту так уж хорошо на его месте и нет желания вернуться домой.
– Какие гости, – хмыкнул Меджаджев, разглядывая сыскарей. – Чего опять?
– Мы задержали настоящего убийцу.
– Вот как? – Кажется, вѣщевик до последнего не верил, что полиция взялась за дело всерьёз и не свалит вину на первого подвернувшегося козла отпущения. – И кто же это?
– Горбач.
– Не может быть… Но зачем?! – Глаза мужчины изумлённо округлились.
– Мотив – это пока единственное, в чём я не уверен. Не успел допросить, – ответил Натан. Три трупа и государственная измена – должно же быть какое-то объяснение, что толкнуло его на эти преступления! Неужели всё дело в деньгах, и только в них?.. – А вы свободны. Хотя… профессор велел вам передать. Не карточку, на обороте смотрите, – проговорил он, протягивая кусок картона.
– Что это?
– Адреса сиротских приютов, – пояснил Титов.
– И что мне с ними делать? – нахмурился Меджаджев, мрачно разглядывая ровный, каллиграфический врачебный почерк.
– Полагаю, вы и сами разберётесь, – развёл руками Натан. – Пойдёмте, я провожу вас к выходу.
Чутьё подсказывало, что душеспасительные беседы – это последнее, чего желает его нынешний собеседник. Сам разберётся, не маленький. Как сказал Лопух, можно указать выход, а воспользоваться им или нет – личное дело каждого. Уговаривать же и проповедовать поручик не нанимался.
Вѣщевик одарил сыскаря долгим взглядом, но карточку не выбросил, сунул в карман.
Выпустить человека из застенков Департамента было с бюрократической точки зрения гораздо проще, чем туда устроить: на восстановление Меджаджева в рядах честных граждан ушло чуть больше десяти минут.
– Пойдёмте, провожу до гаража, пусть вас домой отвезут, – предложил Титов.
– Да не стоит, я лучше пройдусь, – отмахнулся освобождённый. – Проветрюсь после ваших подземелий, подумаю.
– Ну, тоже дело. Желаю вам никогда больше не попасться на дороге нашему ведомству, – с улыбкой сказал Натан, протягивая вѣщевику руку. – И не держите зла, если что.
– Вы хороший следователь, дотошный. Спасибо, – возразил Меджаджев, пожимая ладонь Титова, кивком попрощался и двинулся прочь. Но отступил на шаг и, вдруг обернувшись, смерил Брамс непонятным взглядом и добавил, вновь сбившись на «ты»: – Невесту свою береги.
– Чего это он? – тихо спросила Аэлита, когда вѣщевик, больше не оборачиваясь, ушёл.
– Переживает, – пожав плечами, пояснил поручик. – Надеюсь, что переживёт. Жаль его. Пойдём, глянем, что там у Элеоноры для нас есть.
– А разве не нужно допросить задержанного? – озадачилась Брамс.
– Хороший задержанный – выдержанный, – со смешком ответил Натан. – Пусть посидит, от русалок отойдёт, а мы пока определимся, что у нас на него есть.
Предчувствие Титова не обмануло, приятные новости действительно нашлись. Во-первых, пусть и запоздало, и уже не нужно, но добрался пакет из Киева с подробными сведениями о Даниле Рогове. Во-вторых, был человек от Боброва, который забрал наволочку с документами – всё чин по чину, с предписанием и распиской в получении. Хорошо, что к этому времени поручик не успел вернуться, они бы и Горбача уволокли.
А в-третьих, и в-главных, объявился хозяин дома, в котором квартировала фомора. Им оказался крупный купец, известный весьма тёплыми, нежными и прочными отношениями с Британской империей, который сдал дом в долгосрочную аренду. Предусмотрительная Михельсон вызвала того для допроса, и Натан прибыл как раз вовремя.
Ни малейшей приязни этот краснолицый, потеющий человек с бегающими поросячьими глазками не вызывал, и Натан готов был обвинить его во многом, особенно если бы тот начал запираться. Но с соучастием в убийстве, тут самая настоящая измена! – хозяин дома рьяно принялся помогать следствию, так что разошлись в конце допроса вполне мирно. И хотя поручик не сомневался, что купец лукавит и что он прекрасно знал, с какой целью явилась эта фомора, но никаких доказательств не имел и даже не стал поднимать эту тему.
Тем более хозяин дома и впрямь кое в чём помог: он знал, на каком автомобиле ездила фомора, лично ему знакомая как Диана Смит. Автомобиль оказался по-настоящему царским подарком, здесь улик было в достатке: отпечатки пальцев Горбача и неизвестные, вероятно, принадлежавшие фоморе, вычисленный Аэлитой амулет и даже немного опилок и осыпавшейся хвои.
В общем, когда ближе к вечеру Натан вызвал в допросную Горбача, никаких сомнений у него уже не было, но по-прежнему оставался один весьма значительный пробел: мотивы. Титов не понимал, из каких соображений загнал себя на виселицу этот талантливый вѣщевик, востребованный специалист