– А, точно! – Чэн Юй наконец вспомнила об изначальной цели. – О чем я там говорила?
Мужчина легонько хлопнул ее веером по плечу.
– Мы с вами остановились на том, что вы девушка. Итак, что же у вас с Хуа Фэйу, – он улыбнулся, – за отношения?
– Мы… Мы с ней… – забормотала княжна.
Как же все это сложно! Генерал уже знает, что она женщина, обмануть его не удастся.
– Я… Я помогаю Сяо-Хуа. Она… Она просила притвориться ее возлюбленным, чтобы вы приревновали…
Молодой господин кивнул.
– Продолжайте.
У Чэн Юй выступил пот на лбу. Она поспешила вступиться за цветочка:
– Но Сяо-Хуа так поступила лишь из-за любви к вам! Только потому, что вы ей нравитесь! – Девушка постаралась выставить свой цветочек в лучшем свете. – Сами видите, наша Сяо-Хуа такая красивая, к тому же вы ей очень нравитесь, по правде, вам стоило бы почаще ее радовать, согласны?
Мелодия флейты маленькой бессмертной девы вдруг стихла. Молодой господин коснулся цветка лотоса рядом с ней, и фигурка заиграла другую мелодию. Он тихо сказал:
– Ей не сравниться с вами.
В этот момент взгляд Чэн Юй был прикован ко вновь заигравшей на флейте костяной фигурке и все ее внимание также безраздельно принадлежало ей, потому она вовсе не расслышала, что сказал мужчина. Когда она опомнилась, то переспросила его:
– Кстати, о чем вы только что говорили?
Но на этот вопрос мужчина ей не ответил, а лишь улыбнулся.
– Вы сказали, что мне стоило бы почаще ее радовать, и я уточнил, как именно это сделать.
– А! – Чэн Юй ни на миг не усомнилась в его словах. Подумав немного, она указала на понравившуюся ей костяную фигурку девы с флейтой и с самым честным видом сказала: – Никто не знает Сяо-Хуа лучше меня. Она обожает безделицы вроде этой. Если хотите ее порадовать, купите ей эту фигурку в подарок, и она будет очень счастлива! – С этими словами, мучимая нечистой совестью, княжна украдкой взглянула на молодого человека.
И наткнулась на его прямой взгляд. Чэн Юй мгновенно отвернулась, уставившись в пол.
Молодой господин поинтересовался:
– Уверены, что очень счастлива будет она, а не вы?
Чэн Юй пробрал мороз, но она все же нашла в себе силы выдавить на грани слышимости:
– Она будет очень счастлива.
– Вот как? – сказал мужчина, рассеянно коснувшись нефритовой флейты, на которой играла костяная бессмертная дева. – А я почему-то подумал, что раз уж вы хороший друг Хуа Фэйу, если я подарю фигурку ей, однажды она подарит ее вам.
Чэн Юй совершенно не поняла, как этот господин узнал о ее радужных надеждах. Ее накрыло волной стыда и уныния. Она опустила голову и потеребила почти пустой кошелек. Через некоторое время она тихо ответила:
– Да. Да, я обманула вас. Это я хочу эту костяную фигурку. Но я… Я обманула без злого умысла! – Девушка подняла голову и украдкой посмотрела на молодого господина, затем опустила взгляд, вновь вцепившись в кошель. – Пусть сейчас у меня нет денег, я быстро их заработаю, правда! Но к тому времени, как я накоплю достаточно, кто поручится, что эту фигурку никто не купит? Поэтому я подумала, что вы могли бы подарить ее Сяо-Хуа, а она потом одолжила бы мне ее ненадолго.
Мужчина какое-то время просто смотрел на нее, затем отвернулся, разбудил хозяина, перебросился с ним парой фраз, и через мгновение лавочник уже вручил ему деревянную шкатулку с завернутой и упрятанной в нее костяной фигуркой.
А молодой господин отдал эту шкатулку Чэн Юй.
Она чуть не запрыгала от радости.
– Я-я-я-я сейчас же отнесу ее Сяо-Хуа, а как она налюбуется, попрошу одолжить ее мне на несколько дней.
Мужчина остановил ее.
– Я дарю ее вам.
Чэн Юй была так потрясена, что шкатулка непременно выпала бы у нее из рук и разбилась о землю, если бы генерал не успел ее подхватить. Оправившись от шока, княжна обняла шкатулку.
– Мне? Почему вы дарите ее мне? Это очень дорогой подарок.
Молодой господин поднял на нее взгляд.
– Не вы ли говорили, что я задолжал вам зонтик?
Чэн Юй, любовно прижимавшая шкатулку к груди, с явным усилием протянула подарок обратно.
– Зонтик не стоит так много! К тому же его купила не я, а Сяо-Хуа. Я… – Девушка замерла, подбирая слова. – Я ничем не заслужила подарок, поэтому не могу принять его от вас.
– Ничем не заслужили, поэтому не можете принять, – медленно повторил мужчина, а затем полюбопытствовал: – Тогда почему его может принять Хуа Фэйу?
Чэн Юй немедленно ответствовала:
– Потому что она может заслужить. Она споет вам песенку.
Молодой господин с улыбкой заметил:
– Вы тоже можете спеть мне песенку.
Княжна продолжала протягивать ему шкатулку. На ее лице была явственно написана досада.
– Но я не умею петь.
Мужчина уперся в шкатулку веером и толкнул ее обратно Чэн Юй.
– Тогда от кого вы бы приняли подарок?
– От старших родственников, – прижав шкатулку к себе, Чэн Юй принялась загибать пальцы, – еще от двоюродных старших братьев и сестер по отцу, от двоюродных старших братьев и сестер по матушке и так далее… Да, от них я могла бы принять подарок.
Мужчина задумался.
– Вы младше меня, так что я вполне могу называться вашим старшим братом. От старших подарок нельзя не принять. Так и сделаем.
Серьезно обдумав его слова, Чэн Юй пришла к неутешительному выводу:
– Но вы не мой брат.
Молодой господин прищурился.
– Тогда с этого дня буду.
– Но…
Господин в белом улыбнулся, но улыбка его вышла прохладной.
– Брат – значит, брат. Вам даром достался такой замечательный брат, а вы еще не рады?
Чэн Юй подумала, что этот мужчина запутал ее и запутался сам. Он не понимал, что проблема состоит вовсе не в том, рада она такому брату или нет. Корень проблемы крылся в несоответствии предложения человеческим законам благопристойности. Нельзя было просто сказать «Я буду твоим братом!» и в самом деле им стать. В их бренном мире даже человек из самой захудалой деревушки, с далеко не блестящим знанием правил приличия понимал: прежде чем признать кого-либо братом, нужно по крайней мере отрезать свинье голову, возложить ее на алтарь, воскурить благовония и поклониться небесам.
Но генерал, похоже, вовсе не намеревался беседовать с ней о тонкостях ритуала.
Он лишь смотрел на нее, и взгляд его становился все тяжелее.
Так что Чэн Юй оставалось только уступить.
– Ладно. Значит, вы будете мне старшим братом.
С этими словами ей пришло на ум, что предки вряд ли бы обрадовались столь