Я методично перечислял преступления, называл имена, озвучивал суммы. С каждым новым пунктом лица бояр становились всё мрачнее. Кто-то бледнел, кто-то краснел, но все молчали.
— Общая сумма хищений, — закончил я, захлопывая папку, — минимум четырнадцать миллионов рублей за последние пятнадцать лет. Это годовой бюджет всего княжества. Десять раз.
Тишина. Потом взорвалась.
— Это клевета! — вскочил боярин Мстиславский. — Вы не можете судить людей по каким-то бумажкам!
— Эти «бумажки», — ледяным тоном произнёс я, — называются уликами. Представьте себе, именно так работает правосудие. Всё заверено печатями, подписано, задокументировано.
— Вы превысили полномочия! — подал голос другой боярин. — Арестовывать без санкции суда…
— Здесь нет власти выше моей, — в моём голосе, расходясь волнами зазвучала Императорская воля. — Я князь Угрюмский и Владимирский, правитель этих земель, и моя воля здесь — закон! Вы сами выбрали меня, господа. Выбрали для того, чтобы навести порядок в этом княжестве. Именно это я и делаю.
Встал, опёрся руками о стол, глядя на них сверху вниз:
— Вы хотели сильную руку? Получайте. Закон един для всех. Для министров и писарей. Для бояр и простолюдинов. Вор остаётся вором, независимо от того, какой герб висит над его воротами. Титул — это ответственность, а не щит от правосудия.
— Но среди арестованных есть невиновные! — воскликнул кто-то из задних рядов.
— Если есть невиновные, — отрезал я, — суд их оправдает. У каждого будет адвокат, процесс, право на защиту. Но если виновен — ответит по закону. Вернёт украденное. Отсидит срок. Или отправится на эшафот, если преступление того заслуживает.
Боярыня Ладыженская, вдова, управлявшая имением покойного мужа, внезапно встала и произнесла звонким голосом:
— Ваша Светлость правильно поступает. Мой покойный супруг всю жизнь служил честно. И видел, как воры богатеют, пока честные люди с трудом сводят концы с концами. Пусть они ответят за всё.
Это было неожиданно. Боярыня из старинного рода открыто поддержала меня. Несколько человек в зале одобрительно кивнули. Другие смотрели на неё с возмущением — предательница своего класса.
— Благодарю за поддержку, — кивнул я ей.
Ей вторил Председатель Боярской думы боярин Курагин, человек осторожный и проницательный:
— Методы жёсткие, — признал Фёдор Петрович, взвешивая каждое слово, — но альтернатива хуже. Княжество на грани банкротства. Армия без снабжения. Казна пуста. Мы можем возмущаться арестами, можем говорить о превышении полномочий. Но факты остаются фактами: украдены миллионы. И кто-то должен за это ответить. Иначе через год нам не на что будет платить жалованье солдатам, и тогда вопрос о боярских привилегиях потеряет актуальность.
Боярин Селезнёв медленно поднялся:
— Ваша Светлость, вы понимаете, что творите? Вы раскололи княжество. Натравили народ на знать…
— Я не раскалывал княжество, — перебил я жёстко. — Его раскололи те, кто воровал, пока народ голодал. Те, кто покупал особняки за границей на деньги, которые должны были пойти на государственные нужды. Те, кто считал, что знатность даёт право безнаказанно грабить собственную страну.
Обвёл взглядом зал:
— Вы выбрали меня, чтобы я навёл порядок. Так вот, господа: я вымету отсюда поганой метлой всех, кто считает, что может обирать этот славный город и его жителей. И если кто-то из присутствующих думает, что его знатный род защитит от ответственности, — он глубоко ошибается.
Снова сел в кресло:
— Заседание окончено. Вскоре у следствия будет полная картина преступлений. Всем доброго дня.
Бояре расходились медленно, переглядываясь, перешёптываясь. Некоторые с облегчением — значит, их не тронут. Другие с затаённым страхом — а вдруг следующими будут они? Пусть боятся. Страх — отличная прививка от воровства.
Пока бояре переваривали услышанное, Крылов, временно исполняющий обязанности главы владимирского Сыскного приказа — прежнего начальника арестовали в ту же ночь — развернул масштабную операцию по сбору улик. Григорий Мартынович работал как одержимый.
Его первым делом стало выявление чистых сотрудников в самом приказе. Из восьмидесяти следователей и полицейских оказались незамешанными только сорок три человека. Остальные либо брали взятки, либо активно покрывали коррупцию. Крылов безжалостно вычистил их всех, заменив своими немногими подчинёнными из Угрюма.
Среди чистых оказался Лука Волков — старший следователь, тот самый дознаватель, который когда-то приезжал в Угрюмиху арестовывать меня по доносу учителя Петровича, а потом помог мне в конфликте с воеводой Дроздовым. Высокий, жилистый мужчина с внимательным взглядом и привычкой записывать каждую деталь. Крылов проверил его особенно тщательно — человек, который не побоялся поехать арестовывать воеводу, мог быть либо принципиальным, либо продажным. К счастью, оказался первым. За двадцать лет службы ни одной взятки, ни одного закрытого дела по указке сверху. Волков стал правой рукой Крылова.
Обыски начались в день ареста. Дома, кабинеты, служебные помещения арестованных чиновников прочёсывались методично. Находили сейфы с наличными. Документы, которые преступники не успели уничтожить. Записные книжки с кодами от счетов. Переписку с подельниками.
В особняке Звенигородского обнаружили целый архив компромата на других бояр и чиновников — страховку на случай, если придётся от кого-то избавиться. В кабинете же главы Счётного приказа нашли чёрную бухгалтерию, где скрупулёзно фиксировалось реальное распределение украденных средств. В доме главного интенданта — склад дорогих подарков от подрядчиков: часы, картины, ювелирные изделия.
Каждая находка документировалась, фотографировалась, описывалась в протоколах. Крылов не давал ни малейшего повода для обвинений в фальсификации. Всё по закону, всё процессуально чисто.
Голос Пограничья освещал весь процесс с первого дня. Листьев и его команда пахали не разгибаясь. Первая полоса после ночи арестов вышла с крупным заголовком: «Ночь пустых кресел: Триста двенадцать арестов по обвинению в коррупции».
Листьев не просто пересказывал факты. Он копал глубже. Публиковал выдержки из обвинительных заключений. Печатал фотографии особняков, купленных на ворованные деньги. Брал интервью у родственников жертв — тех, кто пострадал по вине казнокрадов.
Параллельно Пётр Павлович Стремянников выстраивал юридическую базу для конфискации. Опытный адвокат изучил конвенции Содружества, княжеские кодексы, прецеденты судов. Составил матрицу: для каждого случая своё правовое обоснование, самое сильное.
Когда он прислал мне свой отчёт, я потратил вечер на изучение. Работа была виртуозной.
Закон «О государственной службе» запрещал чиновникам получать доход от должности, кроме жалованья. Любые «консультационные услуги», оказанные фирмами родственников тем же ведомствам, где служил чиновник, квалифицировались как злоупотребление. Доходы подлежали изъятию в казну плюс штраф в двойном размере. Можно было применить ретроактивно за последние десять лет — срок давности.
Доказательство незаконного происхождения средств. Артём проследил цепочки переводов от княжеской казны до конечных счетов. По закону Содружества средства, полученные через казнокрадство, подлежали возврату государству. Даже если деньги переведены третьим лицам «по договору», при доказанном криминальном происхождении сделка признавалась недействительной.
Фиктивные фирмы —