Увидел, как некоторые бояре выдохнули с облегчением. Рано радуются.
— Поэтому я объявляю амнистию, — продолжил я твёрдо. — Срок — две недели. Каждый, кто за последние тридцать пять лет украл из казны деньги, имущество, принимал взятки или участвовал в коррупционных схемах, может добровольно вернуть похищенное. Полностью. До последней копейки.
Амнистия направлена не на тех, кто сидит в камерах, и даже не на те сорок семь душ, что отправятся на каторгу. Они будут осуждены. Хотя и для них есть шанс — вернуть украденное и получить сокращение срока. Но на государственную службу эти люди не вернутся никогда. Их карьера закончена.
Амнистия в первую очередь направлена на остальных двести с лишним арестованных, чьи дела ещё не дошли до суда. И они тоже больше не будут чиновниками.
Но что важнее — амнистия для тех, кто избежал ареста. На мелких взяточников, которых мы не стали брать из-за нехватки людей. На писарей, бравших по десять рублей за справку. На приставов, закрывавших глаза за двадцать. На таможенников, пропускавших товары за мзду. Их сотни. Может, тысячи.
Вот они — смогут продолжить службу. Если вернут всё до последней копейки.
Я продолжил:
— Тот, кто полностью вернёт украденное добровольно в течение двух недель, получит условный приговор. Что это значит? Судимость будет. Наказание назначат — каторгу, тюрьму, в зависимости от тяжести преступления. Но наказание будет «заморожено» на десять лет. Вы не отправитесь за решётку. Не поедете в каменоломни рубить булыжники. Останетесь на свободе.
Я обвёл тяжёлым взглядом зал.
— Но запомните: если вас арестовали — на государственную службу вы не вернётесь. Никогда. Амнистия не отменяет этого. Вы останетесь на свободе, сможете заниматься бизнесом, торговлей, ремеслом — чем угодно, только не государственными делами. А вот если вас НЕ арестовали, если вы из тех мелких взяточников, кого мы просто не успели взять — у вас есть шанс продолжить службу. Вернёте украденное, получите условный срок, и сможете работать дальше. Под надзором. Под угрозой активации приговора. Но работать.
Поднял палец:
— Но! В течение десяти лет испытательного срока вы не имеете права нарушать закон. Ни один. Даже мелкий. Попались на даче взятки? Приговор активируется, отправляетесь отбывать наказание полностью. Украли хоть краюху хлеба? То же самое. Любое нарушение — и условный срок превращается в реальный. И тогда вы лишитесь не только права служить государству, но и свободы.
Выдержал паузу:
— Это не прощение. Это отсрочка. Я даю вам шанс доказать, что вы не звери, а люди, способные жить по закону. Десять лет под надзором. Десять лет на коротком поводке. Один шаг в сторону — и прежний приговор вступает в силу немедленно.
Боярин Селезнёв, всё тот же пожилой аристократ, медленно поднялся:
— Ваша Светлость… Тридцать пять лет — огромный срок. Многие документы утеряны. Как человек докажет, сколько именно он украл?
— Не переживайте так сильно, — я позволил себе холодную, мрачную улыбку, — у нас собрано досье на каждого подозреваемого. С суммами, датами, схемами. Мы знаем, кто, сколько и когда украл. Если человек вернёт сумму, указанную в досье, получит условный приговор, но если попытается нас обмануть… — обещание повисло в воздухе.
— Но откуда у людей возьмутся такие деньги? — воскликнул другой боярин. — Многие потратили украденное!
— Это их проблема, — жёстко отрезал я. — Продавайте имущество. Берите кредиты. Просите у родственников. Меня не интересует, откуда возьмутся деньги. Интересует только результат — полный возврат похищенного в казну.
Сел обратно в кресло:
— Две недели, господа. Отсчёт начинается с завтрашнего утра.
Тишина. Потом боярин Мстиславский, тот самый, что раньше кричал про клевету, встал и произнёс дрожащим голосом:
— А если… если кто-то физически не сможет вернуть всю сумму? Если денег просто нет?
Я посмотрел на него долгим многообещающим взглядом. Читалось в вопросе отчаяние — значит, есть за ним грехи. Немалые, судя по дрожи в голосе.
— Тогда этот человек вернёт столько, сколько сможет, и предоставит доказательства, что вернул всё имеющееся, — ответил я после паузы. — Суд учтёт это как смягчающее обстоятельство и срок сократят.
Правила были простыми.
Не можешь вернуть всё? Верни сколько сможешь. За каждые десять процентов возвращённого от украденного — минус десять процентов от назначенного срока. Вернул половину — срок сокращается вдвое. Вернул треть — скостят треть срока. Математика простая, понятная. И справедливая настолько, насколько может быть справедливой сделка с казнокрадом. И опять же — пожизненный запрет на госслужбу.
Я смотрел на них и думал о том, что многие на моём месте выбрали бы кровавую чистку. Перевешать всех триста двенадцать. Залить город кровью, как делал Веретинский. Продемонстрировать силу через массовые казни.
Это было бы глупо, а мной руководил лишь холодный расчёт.
Что я получил бы? Парализованное государство и бегство знати прочь из княжества. Суды без судей. Армию без офицеров. Пустые кресла в Приказах. Хаос. А кредиторы не будут ждать, пока я найду и обучу новых чиновников. Долги требуют решения сейчас.
Государство — это не только князь. Это система. Механизм из сотен людей, которые выполняют свои функции. Я могу убить их всех, но тогда мне придётся строить новую систему с нуля. Годы работы. Хаос. Развал.
Амнистия — это не милость. Это инструмент. Я возвращаю деньги в казну быстро, без многолетних судов и попыток вытрясти всё из зарубежных банков. Получаю худо-бедно работающий государственный аппарат. И что самое важное — сажаю всех этих воров на десятилетний поводок. Условные приговоры означают, что они будут ходить по струнке оставшиеся десять лет. Одно нарушение — и добро пожаловать в каменоломни. Самые законопослушные чиновники в Содружестве получатся не потому, что стали честными, а потому что боятся.
Три казни и десятки судебных приговоров показали, что я не блефую. Амнистия показывает, что я не маньяк, жаждущий крови. Я прагматик, который использует самый эффективный инструмент для каждой задачи. Для Звенигородского нужна была виселица — слишком много крови на руках. Для мелкого чиновника, укравшего пару тысяч, достаточно страха и условного срока.
Мне не нужна гора трупов. Мне нужно работающее государство, где воровать боятся. И я его получу.
Пора было заканчивать:
— Господа, я скажу это только один раз, и прошу вас запомнить мои слова. Если мне потребуется перевешать всех, кто долгие годы грабил это княжество, чтобы вернуть сюда закон — я это сделаю. Без