— Он ответит на все ваши вопросы и обеспечит всем необходимым. В некоторых вопросах… — Император помедлил, — он знает больше меня.
Александр Четвертый направился к выходу, но в дверях обернулся.
— Илья Григорьевич. У вас есть время до завтрашнего вечера. Потом… потом мне нужен будет ответ. Окончательный.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Я остался наедине с Филиппом Самуиловичем. И с загадкой, которую предстояло разгадать.
Без давления, ага. Всего лишь жизнь ребенка на кону. И моя репутация. И, возможно, моя собственная жизнь — кто знает, как отреагирует Император, если я провалюсь.
— Ну что ж, — сказал я, поворачиваясь к старику. — Начнем?
— Итак, — Филипп Самуилович аккуратно поправил манжеты. Движение было механическим, отработанным годами — так люди успокаивают себя в стрессовых ситуациях. — С чего желаете начать, господин Разумовский?
Его голос был мягким, с едва заметным акцентом.
— Для начала — без «господина», — сказал я. — Илья Григорьевич или просто Илья. Мы будем работать вместе ближайшие сутки, возможно — дольше. Формальности только мешают. Создают дистанцию там, где нужно доверие.
Старик улыбнулся. Грустно, но тепло — как улыбаются старые лекари, повидавшие все на свете.
— Как скажете… Илья. Тогда и вы зовите меня просто Филипп. Филипп Самуилович — это для молодых лекарей, которые боятся со мной разговаривать.
— Боятся? — я приподнял бровь. — Вы что, кусаетесь?
— О, да, — он хмыкнул. — Я имею репутацию… сложного человека. Педант, зануда, въедливый старик — это самое мягкое, что обо мне говорят. А уж что говорят за глаза…
Он подошел к окну, за которым спала Ксения. Положил ладонь на стекло — точно так же, как недавно Император.
— Но когда дело касается этого ребенка, я готов быть кем угодно. Хоть самим дьяволом. Хоть ангелом господним. Лишь бы помочь.
В его голосе звучала такая боль, такая глубокая, личная вовлеченность, что я невольно спросил:
— Вы давно ее знаете?
— С первой минуты жизни, — Филипп не отрывал взгляда от девочки. — Я принимал роды. Четырнадцать лет, три месяца и восемь дней назад. В два часа ночи. Частная клиника на Остоженке.
Помнит точное время. Это не просто профессиональная память. Это личное.
— Сложные роды, — продолжил он. — Очень сложные. Отслойка плаценты, массивное кровотечение. Мать…
Он замолчал. Адамово яблоко дернулось — сглотнул.
— Мать не выжила. Мы боролись четыре часа. Переливание крови, экстренная гистерэктомия, все, что могли… Не хватило минут. Может быть, секунд.
Он отвернулся от стекла, и я увидел в его глазах слезы. Не пролитые, сдержанные усилием воли, но они были.
Он не договорил, но я понял. Старик принял решение, и оно было окончательным. Либо спасти девочку, либо уйти вслед за ее матерью.
Вот это преданность. Или одержимость. Грань тонкая.
— Тогда давайте спасать, — сказал я твердо. — Покажите мне все. Абсолютно все данные. Официальные, неофициальные, вообще любые. Даже если это записи на салфетке.
Следующий час Филипп таскал папки, диски, распечатки. Стол прогибался под тяжестью документов. МРТ — десятки снимков за два года. КТ с контрастом и без. ПЭТ — позитронно-эмиссионная томография. Анализы крови — общий, биохимия, гормоны, онкомаркеры, аутоантитела. Моча, кал, ликвор. Электромиография — проверка проводимости нервов. Электроэнцефалография — активность мозга. Генетические тесты — полное секвенирование генома. Биопсии — те немногие, что удалось взять с периферических нервов.
— Это официальные данные, — Филипп положил последнюю папку. Вытер пот со лба — таскать тяжести в его возрасте нелегко. — То, что есть в истории болезни. То, что видели все консультанты.
Он огляделся, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Потом полез во внутренний карман пиджака.
— А это…
На свет появилась флешка. Обычная, на восемь гигабайт. Потертая, явно не новая.
— Это неофициальные данные. Исследования пятого целителя. Его личные записи, размышления, гипотезы. То, что Император приказал никому не показывать.
— Почему? — я взял флешку, повертел в руках. Обычная флешка, а может содержать ключ к спасению. Или окончательный приговор. — Зачем вы нарушили приказ Императора?
— Потому что тот человек был гением, — Филипп выпрямился. — Да, старым — девяносто четыре года. Да, своенравным — мог послать к черту любого, от санитара до министра. Да, на грани безумия — разговаривал сам с собой, забывал имена, путал даты. Но гением.
Он подошел ближе, понизил голос:
— За семьдесят лет практики он ни разу не ошибся в диагнозе. Ни разу, вы понимаете? Тысячи пациентов, сотни редчайших случаев — и всегда точное попадание. Его называли «диагностической машиной». И если он сказал, что у Ксении не БАС…
— То это не БАС, — закончил я.
— Именно.
Я вставил флешку в ноутбук. Открылась папка с десятками файлов. Документы, таблицы, сканы рукописных заметок. Почерк неразборчивый, торопливый — лекарь старой школы, когда рецепты были шифром, понятным только фармацевтам.
— Как его звали? Этого пятого целителя?
Филипп покачал головой.
— Простите, не могу. Прямой приказ Императора — не раскрывать личность до тех пор, пока вы сами не придете к диагнозу. Если вы найдете тот же ответ независимо — тогда скажу. Но не раньше.
— Двуногий, да что за детский сад! — возмутился Фырк. Бурундук топал лапками по моему плечу. — Секреты, тайны, недоговорки! Тебе что, пять лет? Скажи старому пердуну, чтоб выкладывал все начистоту!
— Это проверка, — прошептал Ррык из своего угла. Лев лежал, положив массивную голову на лапы, но глаза были открыты и внимательны. — Последняя проверка. Если ты найдешь ответ сам, без подсказок — значит, ты достоин. Значит, диагноз верен. Если нет… то и диагноз того целителя ничего не стоит. Просто бред старика.
Логика железная. Жестокая, но железная. Независимая верификация — основа доказательной медицины.
— Хорошо, — кивнул я. — Работаем с тем, что есть. Филипп, мне нужны ответы на несколько вопросов. И прошу — максимально подробно, любые детали могут быть важны.
— Слушаю вас внимательно.
— Первое. Была ли травма? Любая — физическая, психологическая. За полгода-год до начала симптомов.
Старик задумался, потер подбородок. Потом глаза его расширились.
— Да! Точно! Как я мог забыть… Ксения упала с лошади. За восемь месяцев до первых признаков болезни. Мы были в загородной резиденции, она каталась на своей любимой кобыле — Грозе. Спокойная лошадь, но что-то ее напугало. Фейерверк, кажется.
— И?
— Гроза встала на дыбы. Ксюша не удержалась, упала. Головой об землю — шлем треснул от удара. Потеря сознания на несколько минут, ретроградная амнезия, тошнота, головокружение. Классическое сотрясение мозга средней степени тяжести.
Черепно-мозговая травма. Возможный триггер. Запускающий механизм для чего-то, что дремало в организме.
— Как лечили?
— Стандартно. Постельный режим, ноотропы, сосудистая терапия. Через неделю все симптомы прошли. МРТ показала небольшой очаг контузии в