— Второе. Были ли в семье похожие случаи? У матери, у родственников матери?
— Нет, — ответ был мгновенным. — Мать была абсолютно здорова. Я знал ее родителей — дожили до восьмидесяти с лишним, умерли от старости. Братья и сестры — трое братьев, две сестры — все живы, здоровы. Никаких неврологических заболеваний.
— А со стороны отца?
Филипп покосился на меня. В глазах мелькнуло понимание — я знаю, кто отец.
— Отца мы не знаем, но я уверен, что с ним все было в порядке.
Все понятно. Он до последнего будет хранить тайны своего императора.
— Третье. Тот пятый целитель — какое исследование он провел? То самое, единственное?
— Магнитно-резонансная спектроскопия, — ответил Филипп. — Очень специфическая методика. Позволяет определить химический состав тканей. Какие вещества накапливаются в конкретной области мозга.
Я открыл файлы с флешки. Нашел результаты спектроскопии. Графики, пики, цифры. Для обычного лекаря — китайская грамота. Но я не был обычным лекарем. В моей прошлой жизни я защищал диссертацию именно по МР-спектроскопии опухолей мозга.
Спасибо тебе, прошлая жизнь.
Норадреналин — норма. Глутамат — норма. ГАМК — норма. N-ацетиласпартат — чуть снижен, но в пределах допустимого. И еще один пик. Высокий, острый, не характерный для нормальной ткани мозга.
Холин.
Холин — маркер разрушения клеточных мембран. Появляется при некрозе, воспалении или…
Или при опухоли. Но МРТ не показывает опухоль. Парадокс.
— Филипп, мне нужно поговорить с Ксенией? Не как лекарю с пациентом. Просто… поговорить. Как человек с человеком.
Старик улыбнулся — впервые за все время искренне, тепло.
— Конечно. Она проснулась десять минут назад — я вижу по монитору. Ждет вас. Она всегда чувствует, когда рядом происходит что-то важное.
Я вернулся в палату. Ксения лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. На нем были нарисованы облака и птицы — кто-то очень постарался сделать комнату менее больничной. Художник был талантливый — облака казались объемными, а птицы вот-вот готовы были взлететь.
— Не спится? — спросил я, садясь на стул рядом с кроватью.
— Я много сплю днем, — ответила она. Голос тихий, но четкий. — А ночью думаю. Или читаю. Или просто… мечтаю.
Я заметил электронную читалку на специальном держателе. Хитрая конструкция — экран на уровне глаз, управление голосовое и одна кнопка, которую можно нажать подбородком. Один из немногих способов хоть что-то делать самостоятельно, когда тело не слушается.
— О чем мечтаешь сейчас?
Она помолчала, собираясь с силами. Говорить ей было тяжело — каждое слово требовало усилий.
— Я мечтаю увидеть море. Настоящее. Не на картинке, не в кино, не в виртуальной реальности. Почувствовать соленый ветер на коже. Услышать, как волны бьются о берег — говорят, это особенный звук, ни на что не похожий. И просто… просто идти по песку.
Последние слова она произнесла с такой тоской, что у меня сжалось сердце. Сжалось и заныло, как старая рана.
— Просто идти, — повторила она, и в глазах блеснули слезы. — Это ведь так просто, правда? Люди делают это не задумываясь. Встал и пошел. Куда хочешь, когда хочешь. А для меня это… это как полететь на Луну. Как стать невидимкой. Как вернуть маму. Невозможно.
— Пока невозможно, — поправил я мягко.
Она грустно улыбнулась. Взрослая, понимающая улыбка на детском лице.
— Вы добрый. Все лекари добрые — это профессиональное. Но не надо. Я не маленькая. Я знаю свой диагноз.
— И какой же?
— БАС. Боковой амиотрофический склероз, ювенильная форма. Филипп Самуилович думает, что скрывает, но я не глупая. У меня есть интернет, я умею читать. Прогрессирующий паралич, потеря речи, потом — дыхательная недостаточность. Финал известен.
— А если это не БАС?
Она медленно, с усилием повернула голову. Посмотрела на меня внимательно, изучающе. В серых глазах — точная копия отцовских — мелькнула искра. Надежда? Или недоверие?
— А что же тогда?
— Вот это мы и выясним. Ксюша, мне нужно посмотреть твои старые видео? Филипп Самуилович сказал, у вас есть записи до болезни.
— Зачем?
— Хочу увидеть, какой ты была. Как двигалась, как говорила, как смеялась. Это поможет понять, что именно изменилось. Иногда важны не симптомы, а их последовательность. Что появилось первым, что вторым.
Она подумала, потом кивнула. Минимальное движение, но я заметил.
— Попросите Филиппа. У него целый архив. Даже…
Она замолчала.
— Даже что?
— Даже записи с маминых похорон.
Следующие три часа я провел, изучая данные. Филипп принес ноутбук с видеоархивом — терабайты записей. Вся жизнь Ксении, задокументированная с параноидальной тщательностью.
Первые шаги — неуверенные, с падениями, но упорные. Даже в год было видно — упрямая девчонка.
Первые слова. Трехлетка на утреннике в частном садике — танцует. Неуклюже, но с энтузиазмом. Костюм снежинки, корона набекрень.
И так далее, и так далее… Время итак уже было далеко за полночь, но меня это не останавливало. Я смотрел видео.
Последняя запись — месяц назад. Полная неподвижность. Только глаза живые. В них — ужас. Ужас человека, запертого в собственном теле.
Стоп. Что-то не так.
Я вернулся к записям годичной давности. Потом к тем, что через полтора года. Сравнил.
Паралич прогрессировал, но…
— Филипп, — позвал я. — Смотрите сюда.
Старик подошел, наклонился к экрану.
— Что именно?
— Атрофия мышц. Точнее, ее отсутствие. При БАС мышцы истончаются — нет нервной стимуляции, нет работы, мышца усыхает. А здесь…
Я показал на экран.
— Смотрите на предплечья. Год назад и сейчас. Объем практически одинаковый. Да, тонус снижен, но массы не потеряла.
— Может, из-за массажа? Мы делаем ежедневно…
— Массаж помогает, но не настолько. При полном параличе в течение двух лет мышцы должны были уменьшиться минимум на тридцать процентов. А тут — максимум десять.
Значит, нервно-мышечная связь не прервана полностью. Что-то поддерживает трофику. Но что?
Я вернулся к медицинским данным. МРТ. То самое пятно в стволе мозга. Взял первый снимок — два года назад. Потом последний — неделя назад.
Наложил их друг на друга в графическом редакторе. Сделал полупрозрачными, чтобы видеть оба одновременно.
— Фырк, что видишь?
Бурундук прищурился, разглядывая экран.
— Пятно как пятно. Размытое, овальное. Одинаковое на обоих снимках. Не растет.
— Именно. Не растет вширь. За два года — ни миллиметра. При БАС была бы прогрессия. Зона поражения увеличивалась бы. А тут…
Раз за разом опровергая диагноз БАС, я понимал, что двигаюсь в правильном направлении. Я увеличил изображение. Максимально. Пиксели расползлись, но…
— Смотрите на плотность. На интенсивность сигнала в центре пятна.
Филипп присмотрелся.
— Боже мой. Она увеличилась.
— Минимально. На пять-семь процентов. На грани