— И то верно, — тряхнул головой Чародей, хлопая друга по подставленной, как в детстве, ладони и улыбаясь в ответ.
— Вот это другой разговор! Некогда бояться, надо долг воинский исполнять! — воодушевился Рысь, привычно принимая вид донельзя важный, лихой и придурковатый.
— Ну что, орёлики! — весело крикнул Всеслав, остановившись на площадке между пролётами всхода на крепостную стену. И широко, бодро улыбнулся, глядя в поднимавшиеся на него глаза. Тоскливых и откровенно напуганных среди них не было.
— Эвон какую кучу засранцев притащил с собой Вилли Бастард, видали? Большое поле заняли, от края до края. Правда, с подветренной стороны уже пованивать начинает.
Раздались первые смешки с площади и со стен вокруг. Даже у вечно невозмутимых Яновых чуть потеплели лица. Они как раз разбирали, придирчиво оглядывая, новую партию болтов, что принесли бегом здешние плотники, которых спешно обучили пользоваться парой привезённых с собой токарных станков. Ну, на станки в полном и привычном мне по урокам труда смысле слова эти педальные гробы походили не особо, но со своей задачей вполне справлялись. Наши ребята из Гнатовых, у кого руки к деревянному ремеслу нужной стороной росли, уже здесь, под восхищёнными взглядами местных и при их самом деятельном участии, собрали ещё пару таких, и теперь весь цех круглые сутки точил боеприпасы из всего доступного крепкого и сухого выдержанного дерева, какое нашлось в окру́ге. А Яновым оставалось только «откатать» их при приёмке по гладкой дощечке да привычно для себя зачернить кожаные лепестки на хвостовиках.
— Думаю, они и дохлые сла́биться не перестанут. Ячмень поверх них бога-а-ато расти начнёт, — продолжал великий князь. С удовольствием отмечая, как начали переводить его слова союзники. И улыбающихся лиц заметно прибавилось.
— А что много их — не беда. Стоймя хоронить станем. То, что останется. Боги обещали не выдать, братцы. Все они за нас, и наши, и тутошние. И сам Христос, поглядев на паскудства Вильгельма, решил, что просто так обгадиться для его прихвостней будет слишком легко и мало. Усрутся до́ смерти!
Хохот и восторженные крики дали понять, что волю Спасителя, вполне понятно донесённую великим князем, тут, на земле, горячо поддерживают и всячески одобряют.
— И что бы там не шипел им в уши Ланфранк, падла лихозубая, правда на нашей стороне! Правда, Боги и сила! И победа будет за нами!
Воинственные возгласы, одобрительный рёв и хохот встречали спускавшегося на площадь Всеслава. Широкие и искренние улыбки будущих победителей. Нет, уже сейчас они были ими. Не знаю, слышали ли за речкой эти крики воины врага, но наши совершенно точно услышали все. И всё. Чародей шёл сквозь воинов, хлопая по плечам, смеясь и подбадривая ратников. Запрещая себе даже тень мысли о том, что многих из них завтра на этом свете уже не будет.
Что, как, когда и где делать знал каждый. Все до единого вожди, сотники и десятники, любой из ратников отвечали на вопрос о задаче чётко и без запинки, твёрдо и уверенно. Гораздо, не в пример лучше, чем всего лишь позавчера. Кого-то убеждали факты и объяснения, кого-то — отеческие зуботычины и затрещины от старших по званию. И всех очень поддерживала вера в этого странного и страшного князя русов, что не выказывал ни единого намёка на сомнение. Он был твёрдо убеждён в том, что этот поход завершится полным разгромом непобедимой армии Вильгельма Завоевателя, сеявшей ужас и разорение на этих землях уже несколько лет. Мы были оба в этом уверены. Пора и честь знать. Мы — знали. И были готовы научить любого.
Хриплый рёв труб дал понять, что началось. И великий князь с воеводой и союзниками взлетели на стены.
К берегу реки подтягивались войска, двигаясь по полю именно так, как было размечено на нашей карте. Она, разделённая на квадраты, лежала на широком участке стены перед нами, и то один, то другой из вождей переводил удивлённый взгляд с неё на движения врага за рекой, а потом на Всеслава. На лице которого держалась улыбка.
Некоторые низинки были тщательно пролиты водой. Кое-где на поле появились свежевспаханные, хоть и не по сезону, участки. Отряды огибали их, двигаясь в нужных направлениях к нужным местам. К нужным нам местам. Конница приближалась ко бродам, пехота тащила увязанные ветки, готовясь мостить гати следом, волы тянули камнемёты, аж четыре штуки. Эти ребята, кто бы что ни говорил и ни думал, взяли не один десяток городов. Недооценивать их было нельзя. Удивлять — можно, как будет учить русских чудо-богатырей в возможном далёком будущем генералиссимус Суворов. И мы начали.
По отмашке Рыси и Яробоя за нашими спинами внизу скрипнуло, охнуло и лязгнуло. А над головами пролетело две дымившихся бочки. Упавших аккурат в гущу столпившихся возле бродов конников. Крики раненых и горевших людей и лошадей перекрыли звуки труб. А вид рванувших назад, прочь от вспыхнувшей воды, полыхавших факелами коней и вовсе заткнул сигналы к атаке. Трубачи молчали долгий десяток ударов сердца, прежде чем судорожно загудели отступление. За спинами удиравших догорали, разваливаясь и коптя небо чёрным дымом, камнемёты. Те, что могли стать очень серьёзной проблемой. А становились золой.
— Хорошо легли, — заметил Крут. Явно лишь для того, чтобы не стоять молча.
— Правая далековато бьёт, откатить бы, — помолчав, произнёс Свен. Видимо, для того же самого.
Во взгляде покосившегося на него Рыси читалось крупными буквами: «тебе надо — ты и кати́», но он промолчал.
Бочки с земляным маслом, нефтью, привезли франки, и ещё две нашёл всезнающий и вездесущий Сёма в Дувре. Серу нашёл он же, радуясь ей, как самый настоящий чёрт. Смола, дёготь, пакля, масло и жир были в Кентербери. Селитру мы привезли с собой, хоть и немного. Но нормандцам, кажется, хватило. До Греции отсюда было чуть дальше, чем до Полоцка, опять же если считать по прямой, но «греческий огонь» работал точно так же, как на своей родине. Только лучше, потому что был русским.
По раненым и тем, кто оттаскивал их, вопивших дурниной, назад, не стреляли. Пусть вернут в лагерь, пусть пронесут мимо других ратников. Ожоги смотрелись отвратительно даже отсюда, издалека, а уж вблизи-то наверняка выглядели и вовсе страшно. Я снова вспомнил тех ребят-танкистов, что тогда доставили в Кабульский госпиталь в сопровождении Павла Петровича после того, как колонна попала в ловушку в ущелье. Всеслав снова внутренне передёрнулся. Сохранив на лице изначальную улыбку победителя. Играя роль дальше.
Пару раз прибегали вестовые, и одним из них оказался знакомый Мэл. Дальние дозоры перехватили разведку Вильгельма. Это были тринадцатая и четырнадцатая по счёту группы, отправленные противником. С докладами обратно к нему не вернулась ни одна. Сложно возвращаться, если тебя расстреляли с деревьев или разорвали собаки с клыками похлеще крокодильих. Погибло несколько ребят, но вестовые об этом говорили с какой-то даже гордостью. Ну да, на любой войне должны быть герои. И мёртвые они зачастую бывают удобнее живых.
К вечеру нападавшие решились на вторую попытку. Перед отрядами катились повозки с высокими плетнями из сырых прутьев, которых нарубили в окрестных лесочках. Заставив Рысь, Крута и Хагена изрядно попереживать и страшно поматериться. Их ребят по флангам пряталось больше остальных. Но судя по тому, что движения во вражьем стане больше обычного не наблюдалось, дизентерийные лесорубы засад не обнаружили.
Щедро поливая берег стрелами, конструкции одолели броды, сваливая позади себя вязанки вновь привезённого хвороста, взамен тех, от которых осталась одна зола, и то не везде. Наши лениво отплёвывались редкими и тщательно неприцельными выстрелами, время от времени вопя что-то напуганное. Ещё соревновались между собой, у кого выйдет припадочнее остальных, заполошнее всего. Пока вёл один из операторов катапульты. Не знаю, было ли его слышно за стенами, но вопил артистично, от души. А чего ему? Бочки заряжены, факел в руке, наводчики следили за теми, кто передавал ориентиры со стены: «на ладонь выше, на две правее». Скучно было, вот и орал во всю глотку.