И я это, наконец, получаю с лихвой.
Ласки кружат голову. Мысли путаются, как и пальцы в волосах. Я стону, когда чьи-то пальцы касаются между ног. Там, где особенно горит и пульсирует от желания. Я выгибаюсь, подставляясь под ласки, и сжимаю простыни, когда уже нет сил сдерживаться…
Слышится треск ткани. Слышится такое шипение, что порой мне становится на секундочку страшно. Все мое тело покрывается мурашками, но их тут же стирают горячие, сладкие ласки. Я сбиваюсь кто где, но всегда знаю что это те, кому я безоговорочно и навсегда доверила свою душу и тело…
Эпилог
Спустя год
Стекло под ладонью теплое. Живое. Пульсирующее, словно огромное сердце.
Прижимаюсь лбом к прозрачной стенке инкубатора, и от моего дыхание чуть запотевает стекло. Внутри, в золотистой взвеси питательной жидкости, похожей на жидкий янтарь, спит чудо. Мое чудо. Наше чудо.
Крошечные пальчики сжимаются и разжимаются во сне. Тонкий проводок, полупрозрачный, с едва заметными переливами перламутра — обвивает ножку. Малыш в позе абсолютного покоя. На тельце уже пробиваются первые чешуйки — изумрудные, как драгоценные камни, как у его отца.
Сердце сжимается от любви такой силы, что становится физически больно. Это чувство — острее лезвия, слаще меда, страшнее смерти.
— Привет, малыш, — шепчу, и голос предательски дрожит, разбиваясь на осколки. — Это мама. Снова мама. Как всегда, как каждый день.
Четыре месяца. Сто двадцать два дня. Каждое утро прихожу сюда еще до рассвета, когда коридоры дворца погружены в сиреневый полумрак. Сначала, когда они были просто мерцающими точками на голографическом мониторе — стояла и плакала от счастья, не веря своим глазам. Потом, когда начали формироваться крошечные тельца — часами прижималась к стеклу, боясь пропустить хоть одно движение. Теперь, когда до рождения осталось всего два месяца...
Теперь я живу здесь.
Медленно обхожу первый инкубатор. Ноги гудят и пульсируют болью — стою с самого утра, но тело игнорирует дискомфорт. Не могу уйти. Не могу оставить их одних в этих стеклянных колыбелях.
Совсем непривычно то, как мы ждем своих малышей. Однако, в этом есть и свои плюсы.
Второй инкубатор светится иначе — мягче, теплее. Оттенок питательной жидкости здесь медовый, с золотистыми искрами. Внутри — второе чудо. Этот малыш активнее, настоящий маленький ураган. Постоянно вертится, машет ручками, будто пытается плыть. Чешуйки у него темнее, с тем особенным золотистым отливом, который я так люблю у Риуса.
Прикладываю ладонь к стеклу, и тепло разливается по руке. Малыш словно чувствует мое присутствие — поворачивает головку, тянет крошечную ручку в мою сторону, не раскрывая глаз. Между нами — непреодолимый барьер из стекла и амниотической жидкости. Но я клянусь всеми звездами, что чувствую его тепло, его зов.
— Я здесь, солнышко, — шепчу, и слезы жгут глаза огнем. — Мама здесь. Мама никуда не уйдет. Никогда. Мама ждет вас…
Воспоминание накатывает внезапно, острое, как удар под дых. Полгода назад, когда принцы объявили о своем решении… Та ночь до сих пор горит в памяти. Ярость, которая вскипела во мне, превращая кровь в лаву. Крики, эхом отражавшиеся от хрустальных сводов.
"Мое тело! Мой выбор! Вы не имеете права!"
Но Риан был непреклонен. Риус — тем более, его янтарные глаза горели решимостью.
"Ты слишком хрупкая. Человеческое тело не предназначено для вынашивания наагаров. Ты можешь умереть. Статистика..."
"К черту статистику! Я готова рискнуть!"
"А мы — нет."
Спорили до хрипоты. До слез. До того страшного момента, когда Риус просто прижал меня к холодной стене и прошептал сломанным голосом:
"Мы уже чуть не потеряли тебя. Трижды, Ари. Трижды за этот проклятый год, не считая кражи этой чокнутой Мирейн. Ты хочешь, чтобы наши дети остались сиротами? Потому что мы не сможем без тебя, маленькая…"
Первый раз пронзает память молнией — рынок специй на Астрейе. Солнечный день, запах корицы и шафрана, цитрусов. Снайпер на крыше. Если бы не Риан, оттолкнувший меня в последнюю долю секунды... Пуля прошла в миллиметре от виска, оставив ожог на коже.
Благо, сейчас даже шрама нет.
Второй — хрустальный бокал с отравленным вином на официальном приеме. Только нечеловеческая скорость реакции медиков спасла меня от мучительной смерти…
Третий — попытка похищения прямо из дворца. Снова. Десять профессионалов в масках. Риус разорвал троих голыми руками, его чешуя была залита темной и алой кровью, прежде чем остальные растворились в ночи.
ЛОД. Проклятые Ловцы Очищенных Душ. Я стала их наваждением. Символом. Трофеем, который нужно было "очистить" любой ценой.
Но теперь... Теперь призраки прошлого почти развеяны. После того, как Правители Астрейи и Ашшарийского государства — объединились... Награда за головы членов ЛОД взлетела до астрономических сумм. Крысы разбежались. Некоторые исчезли сами, растворившись в бескрайнем космосе. Других выловили наемники, привлеченные золотом. Остатки рассеялись как дым.
А Земля... Мою родную голубую планету объявили запретной зоной. Радиус посещения без разрешения увеличили втрое. Никто не смеет даже приближаться к солнечной системе. Человечество получило время развиваться самостоятельно, без вмешательства извне.
Я в безопасности. Мои дети в безопасности.
Поглаживаю стекло второго инкубатора. Под ладонью — мерная вибрация насосов, поддерживающих хрупкую жизнь.
— Скоро, — обещаю, и голос срывается. — Совсем скоро вы будете в моих руках. На моей груди. Я спою вам земные колыбельные, те, что пела мне бабушка. Расскажу сказки про драконов — других драконов, добрых, не таких как ваши папы, — хихикнула. — Научу любить звезды и не бояться темноты космоса…
Знакомое шуршание нарушает мою медитацию. Тяжелое, мерное, с характерным шелестом чешуи по мрамору. Оборачиваться не нужно — я чувствую их присутствие каждой клеточкой тела.
— Опять здесь весь день? — голос Риуса окутывает меня теплом. В нем — бесконечная нежность, смешанная с тревогой. — Ари, ты не ела с рассвета.
— Не могу иначе, — признаюсь, не отрывая взгляда от спящих малышей. — Они же там... совсем одни. В этих стеклянных пузырях.
— Они не одни, — Риан обнимает меня сзади, и я таю в его объятиях. Его дыхание щекочет ухо, посылая мурашки по шее. — У них есть ты. И системы