Просто мама не знает, что мое желание из года в год не исполняется. Сначала я хотела, чтобы приехал папа. Потом, когда поняла, что это, наверное, не сработает, стала желать, чтобы Митька Фомин обратил на меня внимание. Можно сказать, оно исполнилось, но с опозданием на пять лет. И не столько на меня, сколько на созданный мной образ.
А чего я хочу сейчас? В голове мелькает вчерашний день, веселое удивленное лицо Клюева: как он подставляет мне спину, а я обнимаю его; как мы бегаем по площадке, смеемся, я держусь за него, а он периодически наклоняет меня, делая вид, что вот-вот уронит, но сам держит крепко.
— Мира? — аккуратно трогает меня за плечо мама. — Ты опять ушла в себя... Загадывай, доченька, то, чего хочет твое сердечко. Ну давай.
И я загадываю, желая то, что никогда не случится. Потому что понимаю: всё это не по-настоящему, так просто помечтать, лишний раз понадеяться.
Мама обнимает меня, целует, и мы идем есть торт. Я надеваю юбочку, которую мама купила мне к первому сентября, но я ее проигнорировала.
— Ого! Это что такое?
— Кажется, сегодня исполнилось мое желание, — смеется мама. — Просто хочется сегодня выглядеть особенно.Слезы наворачиваются на глаза моей мамы, и она крепко обнимает меня.
— Ты так выросла, девочка моя. Моя Бриджит! Ой, ну всё, иди уже. Жду с ребятами вас, стол накрою. Или, может, сходим в ресторан? — переспрашивает мама. — Нет, не хочу. Дома будет хорошо, домашние, дружеские посиделки. Там будут новые лица, не удивляйся. — Ой, я рада, что у тебя появились подружки. Катюша молчит, говорит, сама увижу все и буду в шоке, — говорит моя мама.А я только киваю головой. Решила, что лучше по факту пусть узнает, что мои «новые подружки» — три широкоплечих парня и девочка-гроза всей школы. И Катю попросила молчать.
Пока иду до школы, приходит сообщение от Фомина.
«Доброе утро, спасательница попугаев. Как начался твой день?»Отвечаю ему: «С загадывания желания. Мне сегодня 18».
«Ого! Поздравляю! Теперь можно всё. В субботу отметим. С меня подарочек, а с тебя поцелуйчик».
Точно, в субботу договорились встретиться. Не замечаю в мыслях энтузиазма. Может, все-таки признаться ему? Он вроде нормальный, не разозлится. Витя, если что, меня в обиду не даст, поможет объясниться. Забавно, как я ему быстро начала доверять, как будто мы с ним все время были вместе.
Приходит снова сообщение. Лезу в телефон.
«У черепахи болит спина, кто-то перестал быть малышкой сегодня. С днем рождения, Мира».
Смеюсь.
«Ты крепкая черепаха. Хочу еще кататься. Согласна, чтобы это был мой подарок на ДР».
«Ну уж нет, хорошего понемножку. Тем более, прячься — если найду, уши оторву».
Краснею и смеюсь. Сегодня на дополнительных занятиях планирую осуществить свой коварный план. В портфеле — муляж оторванного пальца, а в голове — гениальная идея. Я же обещала отомстить за то, что он меня вечно пугает.
Уроки пролетают незаметно, и я бегу в кабинет химии. Достаю резиновый палец, на другой надеваю муляж с косточкой — выглядит жутковато. Немного мажу руку красной краской.
Захожу в кабинет. За столом сидит Витя, уткнувшись в телефон. Поднимает глаза и бросает небрежно:
— Появилась. Не запылилась. Я молча мотаю головой и со всей силы хлопаю дверью — с таким грохотом, что он аж подскакивает на стуле. И тут же начинаю истошно орать. Вошла в роль так убедительно, что Витя мгновенно срывается с места и бросается ко мне.— Что случилось?
Скидываю «палец» на пол, хватаюсь за руку, начинаю охать и ахать, корчась от мнимой боли.
— Прищемила! — выдавливаю из себя сдавленные, надрывные звуки. Не зря же я подсматривала, как мама тренируется перед съёмками. — О нет, я... Я оторвала палец! — делаю самое испуганное и потерянное лицо, изображая шок и невыносимую боль.Клюев мечется взглядом по полу.
— Да твою ж... Мира, где палец? Срочно в травмпункт, его ещё можно пришить!— Я теперь буду уродливая! — всхлипываю я, стараясь, чтобы голос дрожал. Вроде получается правдоподобно. Ну должна же девочка в шоке переживать о своей внешности?
— Серьезно? Тебя это волнует? А не то, что пробирки свои смешивать тяжело будет? — говорит Клюев, поднимая мой «палец», и уже как-то странно, с меньшей тревогой в голосе. — Мира?Ну всё, меня, кажется, быстро раскусили, и я думаю, куда бы рвануть.
— Мира, это кровь... Кровь! — вдруг он резко бледнеет, швыряет противный резиновый муляж прочь и отступает, натыкаясь на стол. Глаза становятся стеклянными. — Мне плохо... не могу дышать... — бормочет и садится на пол, пытаясь расстегнуть рубашку, а потом замирает и оседает на пол.
— Витя? Витенька... — выдыхаю я, замирая на секунду. — Витя! — кидаюсь к нему, припадаю ухом к его груди. Сердце стучит, слабо, но стучит.
— Что же я натворила... Вить, очнись! Смотри, это же ненастоящий! — трясу его за плечо, тычу ему в лицо целой и невредимой кистью руки. — Это была шуточка такая!Но парень не реагирует. Сажусь на него сверху, абсолютно не думая о том, что моя юбка задирается, обнажая ноги. Бью его по щекам, но он не приходит в себя. Что делать? Я же всё читала, знаю, но так страшно. Какой из меня врач? Меня накрывает паника. Искусственное дыхание? Точно. А нужно ли? «Мира, какая ты забывчивая, ничего не помню...».
Запрокидываю его голову, зажимаю ему нос и изо всех сил вдыхаю воздух в его рот.
— Витя, пожалуйста, не умирай, — голос срывается на шепот. — Я без тебя пропаду... Кто будет мои булочки доедать? — снова делаю вдох, наклоняюсь к его рту. Губы мягкие и вдруг...
В какой-то момент прихожу в себя, чувствуя, что он отвечает мне, и наши губы соединяются в легком поцелуе. Сильная рука тяжело ложится мне на бедро, сжимая его. Я вздрагиваю и отрываюсь. Его темные глаза уже открыты и смотрят на меня с хитрой, торжествующей ухмылкой. Прядь черных волос спадает ему на лоб.
— Руки убрал, — пытаюсь звучать строго, но получается сдавленно.
— Какие руки? Я держусь, а то голова кружится, — его пальцы лишь крепче впиваются в мою кожу, и он легко