— Если верить вчерашним статьям психологов, — выпаливаю я скороговоркой, — у тебя избегающий тип привязанности, вызванный жаждой острых ощущений. И, скорее всего, ты манипулятор.
— Ого, вот это диагнозы с порога! — смеется Фомин. — Я бы сказал, что я просто дерзкий парень, от которого все без ума. Но ладно, пусть будет по-твоему: самовлюбленный искатель новых впечатлений. Звучит солидно.Интересно, где им с Витей такую самооценку выдавали? Жаль, я в той раздаче проспала.
— Кстати, не поэтому ли мы видимся только по выходным? — он останавливается и смотрит на меня с прищуром. — Боишься, что я, тот еще «искатель впечатлений», быстро охладею? Я мог бы забирать тебя после твоих дополнительных занятий, хочу чаще видеться.
Я поворачиваю голову: начало парка уже далеко, мы почти у выхода, за которым виднеются симпатичные домики-отели для туристов. Обратно уже не убежать.
— Да зачем? По выходным тоже хорошо, — размашисто машу руками.У него вибрирует телефон, он заглядывает в экран, и лицо становится недовольным.
— Что-то случилось? — Нет, просто… помнишь моего друга, Витьку? Сердце проваливается. Что случилось? — Помню, — бормочу я. — Так всю неделю он меня звал на баскетбол, сегодня у его команды матч с ребятами из соседнего района. Настойчиво так звал, а я ему сказал, что не могу, со своей девушкой встречаюсь…«Со своей девушкой?» Меня будто обухом по голове ударили.
— И что он? — тихо спрашиваю. — А он как прицепился: «Приходи и девушку зови». Вообще каким-то бешеным стал, на днях вообще полез со мной драться.Я закрываю рот рукой.
— Зачем? — шепчу. Митя смотрит на меня пристально, будто проверяя реакцию. — Сказал, что я его бешу, и что, как в третьем классе, хочет мне врезать, иначе не успокоится… Слава, а может, ты с ним все-таки знакома? — Может, и знакома, — вздыхаю я и отворачиваюсь к ярко-красному клену. — Кто выиграл в драке? Фомин молчит, почесывая затылок. — Забавненько… Он захотел мне врезать после того, как я сказал, что целовался с тобой.Я резко поворачиваюсь к нему. Зачем он это сказал? Это неправда! И мне до ужаса хочется доказать Вите, что это не так. Потому что Митя… Митя не особенный, чтобы с ним целоваться.
— Что ты сказал? Мы же не целовались! — злюсь я. — Ну, это можно исправить…Смотрю на него. Такие идеальные черты лица, будто сошел с обложки журнала. Герой из фильма, которого не существует в жизни. А когда он появляется, понимаешь, что герой-то самый обычный. Он наклоняется ближе. Я смотрю на него, а в голове думаю о Вите. Почему он не прочитал своему другу нотацию, что целоваться надо по любви.
Поворачиваю голову, и Митя скользит губами по моей щеке.
— Нет, — говорю я. — Что «нет»? — не понимает он. — Ничего больше нет, — шепчу.Любовь прошла. Столько лет была — и испарилась в одно мгновение. Разве так бывает? А была ли это любовь? Или я просто пряталась за выдуманными чувствами, потому что мне так было спокойно? Никто не трогал, не дергал, можно было жить в своем мирке. Сама придумала, сама влюбилась, сама и разлюбила. Жаль, Фомин не в курсе, что сегодня у нас не начало, а конец.
— Митя, я… — хочу объясниться, но замираю, потому что вижу знакомый силуэт, выходящий из отеля.
Моя мама стоит рядом с мужчиной и смеется над его шуткой. Он обнимает ее и целует так страстно, что мне становится неловко. Но когда мужчина отстраняется, и я понимаю, кто это, мне становится совсем дурно.
Мне становится дурно. Земля будто уходит из-под ног.
— Слава, тебе плохо? — спрашивает Фомин, вглядываясь в мое лицо. — Ты побледнела… Он поворачивает голову туда, куда смотрю я, и замирает.Стоим, не двигаясь. Я смотрю на него, пытаясь прочесть что-то на его лице, но оно становится каменным. Спросить прямо — не решаюсь. Может, мне показалось? Может, это просто деловая встреча? Но моя наивная надежда разбивается вдребезги о крепкие объятия и новый, страстный поцелуй между моей мамой и отцом Мити Фомина.
Если бы я могла выразить свои чувства, то они были бы похожи на то, как если бы красивую и хрупкую стеклянную вазу, которая все это время бережно хранилась, кто-то с безжалостной силой бросил в стену прямо перед твоим лицом. И теперь ты стоишь и смотришь на разбитые осколки, не в силах ни собрать их, ни отвести взгляд.
Каждый вдох дается тяжело. Смотрю то на них, то на Митю и испытываю жгучий стыд за свою мать. Я же видела, помню, как его отец обнимал так же свою жену, как он всегда казался таким обходительным и приятным...
Фомин продолжает просто молчать. Если бы на его месте был Клюев, он бы уже взорвался, и по нему было бы все понятно. А тут — ничего. Ни единой эмоции. Неужели эта сцена для него ничего не значит?
Мне срочно нужно доказательство. Что-то, что я смогу предъявить маме. Руки сами тянутся к телефону, и я начинаю снимать.
— Зачем ты это делаешь? — тихий, но жесткий голос Мити заставляет меня вздрогнуть. Он выхватывает телефон и выключает камеру. Вот оно. Злиться-то он умеет.Не могу же я сказать правду: что эта женщина — не только любовница его отца, но и моя мать.
— Это… это известная актриса, — говорю я, чувствуя, как горят щеки. — Я ее обожаю, хотела снять на память. — Не надо, — его голос становится опасным. — А почему это? — вызывающе поднимаю подбородок.Митя закрывает глаза и проводит рукой по лицу, будто смывая усталость.
— Потому что это мой отец, — наконец выдыхает он и смотрит на меня испытующе.Удивительно, как быстро мозг может работать в экстренных ситуациях. Однако, судя по тому, как я живу последний месяц, я прекрасно научилась выкручиваться.
— Так это твой папа? А это… его жена? Твоя мама, она актриса? — любопытствую я, чем сильно злю Фомина, потому