Звенит звонок, и он, наклонившись ко мне, шепчет:
— Готовь купальник.
— Я без Кати не пойду, — тихим голосом говорю ему в ответ. — Катя, тебя тоже жду, — подмигивает ей Витя и выходит.Какой купальник? Это же полная провокация для тела!
Уроки заканчиваются, и я тороплюсь домой. Получаю сообщение от Вити: «Жди меня внизу». Оно кажется яростным даже через экран. Нужно сбежать, а потом, когда он успокоится, встретиться. Тем более, вечером он написал, что у нас пробежка. Какого хрома пробежка? Я буду лежать в кроватке и учить стихотворение по литературе.
Направляясь в раздевалку, я нахожу свою куртку и собираюсь уйти, но сильные руки возвращают меня к вешалке.
— Мира, что за хрень? — начинает нащупывать мои бока его крепкая хватка, от которой я чуть не задыхаюсь от смеси возмущения и удовольствия.
— В смысле?
— Это почему я не могу тебя гладить, целовать и трогать? — его ладонь скользит под толстовку, под водолазку, и обжигающие пальцы касаются оголенной кожи живота. От прикосновения по телу пробегают мурашки, а дыхание срывается. — Целый день как на иголках из-за тебя.
— Да, Витя, блин, я стараюсь по полной программе, чтобы тебя не провоцировать, а ты не помогаешь! — разворачиваюсь к нему.
— Это, по-твоему, мне помогает? — скрипя зубами, он продолжает яростно гладить меня, словно дорвался за весь день. — Ты хоть понимаешь, что со мной происходит?
— Что-то не так?
— Знаешь, всё, что недоступно, хочется в тысячу раз сильнее? — его голос становится низким, хриплым, и он прижимается так близко, что я чувствую его горячее дыхание на своей коже. — Единственное, чего ты добилась за сегодня, — это того, что я сейчас взорвусь... — и на этих словах он впивается в мои губы поцелуем.
Яростным, глубоким, сносящим крышу. Язык вторгается в мое пространство, заполняя его собой, и я тону в этом ощущении. Ноги подкашиваются, мир плывет, звуки школы глохнут, уступая место оглушительному стуку крови в висках. Я цепляюсь за его плечи, чтобы не упасть, и чувствую, как дрожу всем телом. Не знаю, сколько мы еще стоим и обнимаемся, но, кажется, всю перемену, потому что звенит уже следующий звонок, а Витя не выпускает, оставляя на шее влажные следы, которые обещают долго не сходить.
Когда он наконец отпускает меня, в его глазах читается глубокое, почти животное удовлетворение. Он смотрит на меня так, словно только что завоевал весь мир.
— Вот теперь мы можем идти, — его голос хриплый и спокойный.
— А как же не провоцировать тебя? — я едва перевожу дух, губы горят и пульсируют.
— Мира, если в следующий раз ты снова не ответишь на мой поцелуй или будешь уворачиваться от прикосновений... Я сделаю всё то же самое, только посреди школьного коридора. При всех. Мне плевать, кто будет смотреть.
— Поняла... Я просто не готова еще заниматься другими провокациями...
— Ты ещё мне жалуешься, что с тобой скучно? Да я с ума сойду быстрее. Пойдём.
— А бегать с тобой обязательно?
— Да. Будем твои провокации снимать другим способом.
— Бегая?
— Да, Мира. Очень помогает, — улыбается он мне и снова целует.
— Какие другие девушки... Тебя еще как хватает... — ворчит Витя, выходя из школы.
Глава 19. День рождение
Шум искусственного водопада, всплески воды и густой запах хлорки, смешанный с гомоном десятков голосов, заставили меня остановиться в дверях и сделать глубокий вдох. Вспоминаю квадрат дыхания. Задержка. Раз, два, три...
— Мира, вот ты где! Выскочила из раздевалки и даже не подождала! — Катя бесцеремонно толкает меня в бок, обвивая рукой плечи. — Ну как? Аквапарк — это круто!
— Нет, — чеканю я, с тоской глядя на вращающуюся стеклянную дверь, за которой остался спасительный тихий вестибюль.
— Ты чего?
— Почему тут так шумно? — морщусь я.— Ой, расслабься! — подруга весело крутит меня за локоть, заставляя светлые волосы, собранные в тугую косу, хлестнуть по спине. — Лучше скажи, когда ты успела в такую форму прийти?
— Витя помог, — сухо сообщаю я, и она тут же закрывает рот, но глаза ее загораются любопытством.
— Да ладно? Серьёзно? А вы что... А как... Уже? — она тараторит, перескакивая с темы на тему.
— Что «как»? Молча пробегаем по три километра каждое утро. Плюс триста метров в бассейне через день. Думаю, ещё пара таких недель — и я с ним расстанусь, — выдыхаю я, поправляя бретельку купальника.
— Чего? Не поняла, — искренне недоумевает Катя.
— Шутка, он же меня не отпустит теперь, — ехидничаю я.
А что тут непонятного? Клюев своё обещание сдержал. Я оказалась в спортивном рабстве. За неделю он, правда, научил меня кое-как плавать от бортика до бортика, а не барахтаться, как утопающий котёнок. Про бег я вообще молчу: стоит мне замедлиться, как его руки тут же хватают мои бока и начинают их активно лапать, так что мне приходится бежать от него быстрее, чем требуется по плану. Витя предложил рассматривать это как эксперимент, чтобы увидеть, на что способно мое тело при максимальных нагрузках, и мне стало чуточку легче заниматься спортом. Записываю достижение в дневник и слежу за результатами. В баскетбол играть не заставляет, хотя крутить мяч на пальце я сама попросила научить.
По вечерам беру реванш. Мы вдвоём штудируем труды Павлова, Фрейда и Ломоносова, а ещё я провожу на нём практические исследования по классификации видов поцелуев — вот тут он не сопротивляется. Мы обычно встречаемся у меня дома, поэтому мне снова пришлось познакомить маму с Витей, но на этот раз в качестве своего парня. Мама приняла его с теплотой. Теперь они часто пьют чай за кухонным столом и разговаривают обо всём на свете.
Тему её отношений с отцом Фомина мы после того случая не поднимали. Витя как-то сказал, что дети не должны лезть в отношения взрослых, если только от этих отношений дети не страдают. Мама пообещала, что я больше не увижу Ростислава, и извинилась за