— Хорошо. Я приду посмотреть. А потом ты будешь моей на всю ночь.
— Я не... — Она качает головой с улыбкой, все еще блуждающей на ее губах. — Что мы делаем, Фокс? — мягко спрашивает она. Я не привык слышать от нее такой уязвимый тон голоса, но мне нравится, что она показывает мне эту часть себя.
Я крепче обнимаю ее и говорю самые искренние слова, на которые только способен.
— Я хочу быть рядом с тобой. Я нравлюсь себе больше, когда я рядом с тобой. Позволь мне быть рядом, Персик. И мы разберемся со всем по ходу дела. Доверься тому, что кажется правильным.
Она позволяет мне провести носом по ее щеке, и я чувствую ее улыбку, когда она шепчет:
— Мне тоже нравится, когда я рядом с тобой. — Поцеловав меня в щеку, она отстраняется. Но я не готов ее отпустить.
— Возвращайся. Позволь мне поцеловать тебя, как будто я буду скучать по тебе.
— Ты будешь скучать по мне? — поддразнивает она.
Я заправляю ей за ухо прядь волос.
— Мне будет очень трудно этого не делать.
Она обнимает мое лицо ладонями и целует в губы в последний раз, после чего отстраняется и направляется к своему дому. Когда она оглядывается на меня через плечо и улыбается, я совершенно точно понимаю, что влюбился в нее по уши.
Я закрываю глаза, прежде чем встретиться со своими детьми. Утром на веранде под одеялом я лгал и выкручивался, но это не то, что я могу замолчать, если они все видели.
И когда я поворачиваюсь, обе мои девочки держат свою собаку на поводке и наблюдают, как я пытаюсь придумать объяснение, что я только что делал.
— Черт. — Я провожу руками по волосам. Я не продумал все до конца. Как мне вести этот разговор? Я надуваю щеки и выдыхаю. — Ладно, иногда взрослые люди целуют друг друга. Это не...
— Мы знаем, почему взрослые целуются, мистер Фокс, — говорит одна из подруг Ларк как ни в чем не бывало.
Отлично, я никогда не хочу слышать конец этой фразы.
Все больше девчонок с вечеринки высыпали сюда, и веранда быстро заполняется сверкающими блестками подростками. Снова становится шумно от града вопросов, обрушившихся на меня.
— Вы собираетесь на ней жениться?
— Фэй — ваша девушка?
— Моя мама сказала, что Фэй Кэллоуэй научит ее танцевать.
— Почему ваши волосы выглядят такими растрепанными?
— Она останется в Фиаско?
Я хлопаю в ладоши и поднимаюсь на веранду, перепрыгиваю через две ступеньки.
— Вы превращаетесь в сплетничающих старушек из книжного клуба. — Я улыбаюсь им. Распахнув входную дверь, я киваю внутрь. — Давайте включим фильм и гирлянды.
— У тебя все хорошо, милая? — Я спрашиваю Ларк, которая оказывается последней.
— Это отличная вечеринка, папа. Спасибо. — Ларк запрокидывает голову, проходя под моей рукой. — Я рада, что Фэй тоже пришла.
Глава 31
Линкольн
Пусть это всего лишь день, но в Фиаско найдется немало людей, которые готовятся ко Дню святого Валентина так, словно это самый невероятно важный день в году. Тем более, когда он выпадает на выходные. Городская площадь утопает в розовых и красных огнях, а магазины на Мэйн-стрит остаются открыты допоздна ради ежегодного «Galentine's Day Sip & Stroll». Девочки в «Crescent de Lune» сегодня работают допоздна, и я поднимаю руку и машу сестрам, которые управляют заведением, которые держат в ладонях розовое тесто. Когда я спускаюсь по лестнице и прохожу через двойные дубовые двери «Midnight Proof», я оказываюсь в месте, которое окунули в цвета романтики.
Хрустальные люстры заливают зал теплым светом. Обычный чёрный бархат и тёмно-изумрудные портьеры сменили алые бархатные драпировки и глубокий бордо. Полупрозрачный розовый материал тянется от каждой люстры к углам зала. Все это служит фоном для сцены в центре, освещенной розовыми софитами, которая только и ждет, когда моя девочка выйдет на нее и сразит публику наповал.
— Линкольн Фокс здесь в День святого Валентина? — восклицает Хэдли, когда я опускаюсь на единственный свободный барный стул.
— Я не думал, что сегодня здесь будет так много народу. — Я улыбаюсь, пока она достаёт бокал для бурбона и наливает из моей любимой бутылки, которую всегда держит для меня. — Мне нравятся твои крылья.
Она широко улыбается, раскидывает руки и кружится, демонстрируя красные крылья в форме сердца, закрепленные на спине.
— В этом году я решила оторваться. Может, у меня и нет Валентина, зато я собираюсь напоить и возбудить полгорода! Озорной купидон к вашим услугам, — говорит она, отдавая честь.
Я смеюсь, когда она протягивает кулак.
Мы стукаемся костяшками, а затем исполняем наш нелепый ритуал приветствия из захвата пальцами и удара локтями. Это нелепо, но заставляет нас обоих смеяться. В нашей жизни было достаточно моментов, когда смех был единственным спасением, и дурачество помогало.
— Ларк и Лили рассказали мне о поцелуях посреди улицы. — Моя лучшая подруга бросает на меня взгляд, который кричит — я тебе говорила.
— Как они выглядели, когда рассказывали об этом? — спрашиваю я, поднимая бокал, чтобы чокнуться с тем, что она решила выпить сегодня.
— Они сказали мне, что ты хочешь, чтобы Фэй стала твоей девушкой, дальше цитирую — наш отец заслуживает того, чтобы улыбаться так, как он улыбается Фэй.
— Ты, черт возьми, серьезно? — спрашиваю я, откидываясь на спинку стула, и тепло разливается в моей груди. Я не думал, что могу любить своих девочек больше, чем уже люблю, но когда они говорят такое...
— Лили была на седьмом небе от счастья. Она сказала мне, что нам нужно сходить к Перл, ее ясновидящей, чтобы узнать, ждет ли вас «долго и счастливо».
Я фыркаю от смеха, а она поднимает палец, чтобы поставить наш разговор на паузу, и уходит предложить напитки паре в дальнем конце бара. Когда она возвращается, то прислоняется к барной стойке и спрашивает:
— Значит, все серьезно? Ты влюбился в нее?
Джаз-бэнд начинает играть громче, а это значит, что моя девочка вот-вот выйдет на сцену. Я всегда всем делился с Хэдли — даже тем, что Оливия хотела уйти от меня перед смертью. Моя лучшая подруга знает, что я на время потерялся в безликих женщинах, чтобы пережить утрату, но она никогда не знала о моей истории с Фэй. Я никогда не рассказывал ей о шантаже и ночи на кукурузном поле. И теперь мне нравится, что я не сделал этого, мне нравится, что это осталось только между мной и Фэй. Я провожу большим пальцем по губам, думая о том, каково это — просыпаться рядом с ней. Как естественно она вписывается в мою жизнь. Как рядом с ней уходит тревожная привычка всё анализировать и теряться в собственных мыслях.
— Мне кажется, серьезно, — говорю я. — Я бы не позволил ей приблизиться к моим девочкам, если бы думал, что это не так. — И именно это должно меня беспокоить. Это нелогично и неразумно, но это гребаное проклятие всегда таится где-то под поверхностью. Мысль о том, что я хочу ее и забочусь о ней, не заставляет меня отступать, наоборот, мне хочется быть рядом и защищать ее. Ловить каждый момент и принимать всю неопределённость, потому что я слишком хорошо чувствую себя рядом с ней.
Но тут Хэдли задает единственный вопрос, на который у меня нет ответа.
— Значит, она планирует остаться?
Прежде чем я успеваю подумать, что ответить, труба издает низкий гул, а затем берет высокую ноту, привлекая внимание толпы. Я пробую свой бурбон — с более насыщенным дубовым привкусом и нотками карамели. И вспоминаю, насколько больше мне нравится этот вкус, когда я пью бурбон с красивой женщиной, стоящей под розовым софитом. Я выдыхаю и отвечаю на повисший вопрос. Она планирует остаться?
— Мы еще не говорили об этом... но я хочу, чтобы она осталась.
Хэдли тихо постукивает по столешнице бара.
— Звучит так, что вам есть о чем поговорить. Используй свое фоксовское обаяние, чтобы мы могли ее оставить, Линк.
Вступают струнные, и настроение меняется, когда певица начинает напевать слова «At last». Музыка звучит медленнее, чем обычно, и освещение в зале меняется на более теплое, когда появляется Фэй с огромным атласным красным бантом, идеально повязанным на груди, в то время как остальная часть атласной ленты туго обхватывает всю ее фигуру. Мое тело вспыхивает. Волна дрожи устремляется прямо в член. Черт возьми, я хочу ее. Лента заканчивается в верхней части ее бедер, где мелькает лишь полоска кожи, а дальше ноги обтягивают красные чулки. Я не могу удержаться от улыбки и наблюдаю, как она флиртует с парой за ближайшим к ней столиком.