Ее красные кружевные перчатки гармонируют с чулками, и она зажимает кончик среднего пальца между зубами, медленно стягивая ткань и дразня публику этим простым движением. Черт возьми, она сногсшибательна, но то, как она умеет работать с залом, более чем впечатляет. Этому таланту нельзя научиться или приобрести с опытом. Ее светлые волосы сверкают в свете софитов — такие же блестки были разбросаны по всему моему дому после ее веселья с макияжем на вечеринке у Ларк. Положив руки на барную стойку, я поправляю очки и откидываюсь назад, глядя, как плавно и чувственно она идет сквозь толпу.
— Черт возьми, Линк. Она заставила всех тут буквально пускать слюни, а сняла только перчатки, — восхищенно говорит Хэдли.
— Красавица, — шепчу я, не отрывая глаз от губ Фэй, которая соблазнительно улыбается, пока продолжает перемещаться по залу. Я провожу большим пальцем по нижней губе, думая о том, как буду позже наслаждаться каждым сантиметром ее тела. Мой пульс учащается, когда я ловлю ее взгляд, и мне кажется, что она искала именно меня, потому что на ее губах, накрашенных красной помадой в тон крошечным сердечкам в уголках глаз, появляется улыбка, предназначенная только для меня. Ее траектория меняется, и она направляется в мою сторону, ее чувственная походка приковывает к ней мой взгляд.
Песня достигает финала ровно в тот момент, когда она подходит к стойке. Приблизившись еще немного, она поворачивается лицом к залу и легко запрыгивает рядом со мной.
Как только её попка оказывается на барной стойке, Хэдли подаёт ей высокий бокал шампанского. Фэй поднимает его вверх, а зал взрывается криками и аплодисментами.
— За любовь!
Сделав глоток, она тут же переводит взгляд на меня. Её ноги плавно поднимаются вверх — сначала одна, потом другая, затем она с изяществом соскальзывает с барной стойки и встает рядом со мной. Она прогибается в талии, выставив попку напоказ толпе, и мне стоит невероятных усилий не сорвать выступление и не поцеловать её прямо сейчас. Протянув мне конец ленты от своего банта, она мягко просит:
— Разверни меня, пожалуйста.
Я не могу не улыбнуться этой просьбе и... ей самой. Я вообще не понимаю, как можно быть одновременно такой дьявольски сексуальной и до одури милой. Но у неё это получается.
И я делаю в точности то, что она просит. Группа исполняет финал мелодии, пока я тяну за ленту. Она кружится, распутывая красный атлас от груди до самых бедер, и остается только с красными кисточками-сердечками, идеально прикрывающими соски, и крошечных трусиках в форме красного сердечка, соединенного двумя тонкими ниточками с другим сердечком на ее заднице. Адреналин бурлит, кровь шумит в ушах.
Когда она упирает руки в бёдра и слегка подпрыгивает так, что кисточки на сердечках начинают кружиться, толпа сходит с ума — все до единого хлопают, улюлюкают и свистят.
Сотни глаз смотрят на мою девочку, но это все, что они получат. Шоу. Фантазию. Это и близко не сравнится с настоящим наслаждением — поклоняться этой женщине, чувствовать, как я ее возбуждаю, как отдаю её телу всё, чего оно требует.
Она улыбается мне в губы.
— Ты не должен был оказаться таким.
— Каким? Великолепным в постели? — Я смеюсь, пытаясь пошутить. — Значит, моя репутация подводит меня.
Она скользит кончиками пальцев по моему подбородку.
— Я кое-что слышала в туалете в «Bottom of the Barrel» и на родео… о распутном отце-одиночке.
— Очень кстати, — я морщусь, лениво проводя пальцами по ее коже. — В Фиаско все время о чем-то болтают. Пусть уж это будет про секс и случайные связи. Лучше, чем про несчастного, одинокого вдовца.
Она поднимает голову, опираясь на локоть.
— С распутством я могу справиться. Но это... — Она вглядывается в мое лицо и опускает взгляд к груди. — Ты не должен был быть веселым и милым. И ты определенно не должен был быть сексуальнее, чем уже выглядел. И это не должно было ощущаться...
Моя шея нагревается, а в груди возникает тяжесть.
— Как ощущаться, Персик? — Я хочу, чтобы она сказала больше. Мне нужно, чтобы она произнесла это, потому что если я ошибаюсь и для нее это просто приятное времяпрепровождение...
Но она избавляет меня от сомнений и говорит:
— Это не должно ощущаться так правильно. Мы не должны чувствовать себя вместе так правильно.
Меня охватывает облегчение. Услышав от нее это признание, я чувствую, что у нас появился новый секрет, который я хочу сохранить, потому что он особенный и предназначен только для нас.
— Мммм, — бормочу я, позволяя этим словам просочиться внутрь и унять беспокойство. Наконец-то я рядом с той, с кем должен быть. — Может, и не должно, учитывая, как всё началось, но я не думаю, что это может помешать нам жить дальше так, как мы захотим. — Когда я провожу кончиками пальцев по изгибу ее груди, она улыбается и издает легкий, удовлетворенный стон.
— Ты опасен, Фокс, — говорит она с ленивой улыбкой. Мне нравится, как она это произносит. Как будто это я задаю тон во всем этом, хотя на самом деле это делает она. Она ведет себя так, будто ей нечего бояться. Я понимаю, что имели в виду мои дочери, когда говорили, что им нравится, как она с ними разговаривает. Она кажется честной и настоящей. Во всем, что она делает, чувствуется забота и тепло. — Твоя улыбка и вот эти ямочки, — она проводит пальцем по одной из них, — это твое секретное оружие, потому что благодаря им ты кажешься милым.
— Я такой и есть.
Она игнорирует мое замечание, но уголки её губ всё же подрагивают. Я поворачиваю голову и хватаю ее палец зубами, отчего она смеется.
— Видишь? Опасный.
Я закрываю глаза, когда она проводит пальцами по линии роста моих волос, и мне становится так хорошо, что я могу думать только об одном — я хочу больше таких моментов.
Вздохнув, она оглядывает квартиру над «Midnight Proof». Хэдли отдала мне ключ и сказала, чтобы я повеселился сегодня вечером. Это отличная студия, здесь все сделано по высшему разряду, роскошно, потому что это Хэдли. Она оставила нам записку и тюбик смазки:
На всякий случай... приятного секса, влюбленные!
— Слава богу, что есть Хэдли и это место, — говорю я. — Не думаю, что я смог бы дождаться возвращения домой после твоего сегодняшнего выступления.
Она проводит пальцами по моей груди и с любопытством смотрит на меня.
— Вы всегда были только друзьями?
Удивительно, что она не спросила раньше.
— Просто друзьями — между нами ничего не было. Сначала она стала частью нашей семьи, а где-то по пути превратилась в мою лучшую подругу. Мы любим друг друга, но это та же любовь, которую я испытываю к своим братьям. Я знаю, что это относится и к ней. — В истории Хэдли есть еще много интересного, но я позволю ей самой когда-нибудь рассказать об этом Фэй, если она захочет.
Она кивает мне, улыбаясь.
— Она стала мне хорошей подругой, когда я вернулась. Я понимаю, почему ты считаешь ее семьей.
Слегка приподнявшись, Фэй проводит пальцами по моей шее и груди.
— Это приятно. Продолжай, — говорю я, приоткрывая глаза, чтобы понаблюдать за ней. Уголки ее губ подрагивают, и она проводит пальцами ниже по животу, пока не замечает, что я уже снова твердый.
— Я думала, тебе уже почти сорок, Фокс?
— Еще нет, Персик. — Я приподнимаю голову, мрачно усмехаясь. — С таким комментарием ты просто напрашиваешься, чтобы я тебя отшлепал.
Она отвечает той самой дьявольской улыбкой, переворачивается на живот и выгибает спину так, что грудь упирается в подлокотник дивана, а её идеальная попка поднимается вверх. Ее грудь трется о кожу, мне хочется пометить каждый дюйм упругих бедер и соблазнительных изгибов. Она смотрит на меня — возбуждённая и готовая выполнить все, что я скажу.
Приподнявшись, я впиваюсь зубами в ее ягодицу, отчего она вскрикивает и дразняще покачивает бёдрами, прося ещё.
Я шлепаю по тому же месту, а затем растираю. Стиснув зубы, я говорю: