— Твое тело чертовски сексуальное. Но этот рот... — я встаю перед диваном, проводя большим пальцем по её нижней губе. — Я столько раз фантазировал об этом рте. Открой. Высуни язык.
И, черт возьми, она делает это без колебаний.
Я провожу головкой члена по ее языку. Один. Два. Три раза, затем медленно проталкиваюсь глубже. Выхожу и провожу по губам, пока её глаза смотрят на меня — полные готовности принять всё. Снова, один, два, три раза, мой член становится мокрым и скользким.
— А теперь обхвати меня этими красивыми губами, — едва слышно выдыхаю я, потому что она уже делает это, до того, как слова успевают слететь с языка. Вытаскивая член, я провожу им по ее губам, и меня пробирает дрожь. — Держи свою попку приподнятой для меня, малышка.
Она издаёт приглушённый стон вокруг моего члена.
— Тебе нравится, когда я так тебя называю? — Малышка. Но вместо того, чтобы дать ей возможность ответить, я вхожу глубже, двигая рукой по центру ее спины. Она берёт меня так глубоко, что давится. Но когда я пытаюсь выйти, её рука обхватывает мою ногу и тянет обратно. Чёрт.
Расслабив горло, она удерживает меня внутри и — с влажным, низким мурлыканьем, будто всё это её заводит ещё сильнее — глотает. Моя голова откидывается назад, глаза закрываются, и я благодарю высшие силы. Она делает это снова, и я практически вижу звезды, когда движение ее горла втягивает головку моего члена. Я шиплю сквозь зубы и пытаюсь держать себя в руках, но, черт возьми, это может меня просто прикончить.
Медленно выскальзывая, я чувствую, каким влажным и скользким сделал меня ее рот, и поднимаю пальцами ее подбородок.
Она смотрит на меня из-под густых ресниц, глаза блестят от слёз.
— Ты гребаная богиня, — говорю я, проводя большим пальцем по ее губам, по которым теперь размазаны остатки красной помады. — Это было идеально... — Я наклоняюсь, целую ее, а затем обхожу, чтобы добраться до того, чего я хочу. — Подними попку, малышка.
Она еще больше выгибается, а я встаю на колени позади нее и провожу пальцем по линии попки и мокрой киске прямо к набухшему клитору. Она стонет, когда я играю с ним, скольжу между ягодиц, поднимаюсь выше и вывожу маленький круг прямо в том месте, куда собираюсь ударить. Одним быстрым движением я шлепаю ее по заднице и тут же развожу бедра. Мне нужно попробовать ее. Я провожу языком по всей ее мокрой киске, наслаждаясь ее всхлипами и тем, как она толкается в меня. Я не упускаю ни одного дюйма, начиная от её сморщенного колечка и заканчивая киской, которую мне нужно трахнуть.
Она умоляет о большем, звук моего имени заглушается подушкой.
— Это не будет нежно, малышка, — говорю я, раскатывая презерватив по своей длине. Ее бедра влажные от того, как ее это заводит, и она сжимает их в предвкушении.
— Хорошо, — стонет она. — Покажи мне.
Я вхожу в ее влажную, набухшую киску одним быстрым движением и одновременно сильно шлепаю ее по заднице. Проклятье.
Она смеётся, задыхаясь от стона.
— И это все?
Я смотрю, как мой член выходит из нее. Зрелище грязное и прекрасное — её киска ярко-розовая, мокрая, вознаграждает меня, покрывая член блеском возбуждения. Обхватив рукой за грудь, я притягиваю ее спину к своей груди. Уткнувшись носом в изгиб ее шеи, я вдыхаю ее аромат.
— Скажи мне, чего ты хочешь. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь.
Она мурлычет и тянется к поцелуям, которыми я осыпаю ее кожу. Она находит мои пальцы и опускает руку к своему клитору, пока я двигаюсь в ней.
— Поиграй со мной. И я кончу на твой восхитительный член.
Это все, что мне нужно услышать. Я вколачиваюсь в нее жёстко и глубоко, каждый раз вырывая из неё короткие вздохи, пока мои пальцы скользят по её клитору. Её тело начинает дрожать в моих руках.
— Я собираюсь... — выкрикивает она, как раз перед тем, как ее киска начинает пульсировать и сжиматься вокруг меня.
Я трахаю ее так глубоко, как только могу, но мне все равно кажется, что этого недостаточно. Даже когда она стонет мое имя, прижимаясь ближе. Затем она переворачивается, ложится передо мной и сжимает свою грудь.
— Везде, Фокс.
Я срываю презерватив и делаю то, о чем она просит. Я заливаю ее грудь и живот своей спермой, когда оргазм проносится через мое тело, оставляя после себя кого-то, кого я едва узнаю. Я опускаюсь на пятки, наблюдая за тем, как она втирает сперму в свою разгоряченную кожу. Это высвобождает какую-то первобытную потребность, о существовании которой я и не подозревал. Такое ощущение, что я присвоил ее — грязно и чертовски горячо.
Она улыбается, когда я помогаю ей размазать беспорядок по груди.
— Мне это нравится.
Я выдыхаю и притягиваю ее к себе. Она смеется, не обращая внимания на пот и сперму.
— Да, Персик. — Я провожу губами по ее плечу и шее. — Мне это тоже чертовски нравится.
Глава 32
Фэй
— Ты ведь понимаешь, что пялишься? — Спрашиваю я сестру, спускаясь по лестнице и мельком замечая, что она стоит и смотрит на улицу, зациклившись на нашем соседе, без рубашки бросающем тюки сена с заднего борта трейлера.
— Да, я в курсе, — говорит она, и я ухмыляюсь, испытывая гордость от того, что мои руки касались этой восхитительно выглядящей груди. — Я знаю, что он делает, но зачем ему сено? У них собака, а не лошади.
— Корова, — говорю я, наблюдая за происходящим с постыдно пристальным вниманием. — Где его рубашка? Сегодня утром было чуть выше нуля.
Она озадаченно смотрит на меня.
— Где они собираются держать корову? На их участке для этого нет ничего подходящего.
Я потягиваю свой черный кофе.
— Ему принадлежит четверть крупнейшего в мире бренда бурбона, у меня такое чувство, что, если он захочет построить амбар, он это сделает.
Кивнув, она усмехается.
— Не могу поверить, что ты спишь с ним.
Мне кажется, что это гораздо больше, чем просто секс. Вздохнув, я бросаю на нее косой взгляд.
— Спим мы как раз немного. И почему в это так трудно поверить?
Мэгги смеется, а затем переводит взгляд на меня.
— Фэй, ты же у нас независимая, крутая до мозга костей. А он... отец.
Ладно, это не то, что я ожидала от нее услышать.
— Он старый. На десять лет старше тебя, — говорит она, морща нос, словно это самая отвратительная вещь в мире.
— Ему тридцать восемь. А мне тридцать. Ничего ужасного.
Когда ее взгляд возвращается к окну, она говорит:
— Он хорошо выглядит, это совершенно очевидно. Такое крепкое рабочее тело. — Она наклоняет голову набок. — И у него есть этот вайб «я позабочусь о тебе». А ты...
Я крепче обхватываю руками свою кружку, меняю положение и стараюсь не реагировать на то, что она сейчас скажет что-то обидное.
— А я что?
Она снова переводит взгляд на нашего соседа за окном:
— Ты всегда заботилась об остальных. Ты была единственной, кто всегда был рядом, особенно в нашем детстве, когда мама не могла.
У меня теплеет в груди, и я испытываю чувство облегчения, с которым не знаю, как справиться. Но она продолжает.
— Я понимаю, почему тебе захотелось отдохнуть от этого и почувствовать, каково это — когда заботятся о тебе.
Глаза застилает пелена слез, а горло перехватывает от нахлынувших эмоций, я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее. Кажется, что это такое простое наблюдение, но, когда кто-то понимает тебя и произносит это вслух, оно становится весомым. А услышав это от Мэгги, я чувствую, что мы слишком долго давали друг другу меньше, чем должны были.
— Мы могли бы предложить свой амбар, поскольку он почти не используется, — предлагает Мэгги. — Мама оставила дом нам обеим, так что если ты считаешь, что это хорошая идея, то я не против.
Я моргаю, не понимая, как относиться к ее предложению, потому что это похоже на то, какими мы были раньше. Сестры и подруги, но не напоказ, а в мелочах — в маленьких проявлениях любви и заботы. Дружба, которая проявлялась в приготовлении любимых блюд друг друга — вроде торта на ужин, импровизированных танцевальных вечеринках и чрезмерном увлечении Практической магией. В юности наши отношения были для меня одной из самых важных вещей в мире. Просто я никогда не задумывалась об этом. Я просто считала, что мне повезло, и чувствовала себя наказанной, когда лишилась этого. Я приветствовала это наказание — за сделанный выбор, за то, что помогла похоронить тело и размыла границы дозволенного. И все это было сделано ради не того человека — все это было ошибкой.