— Мэгги, — кричу я, подбегая ближе.
Она хватает со стойки кепку дальнобойщика и продолжает идти. Серьезно?
— Я не просила звонить тебе, — кричит она. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.
Я быстро иду за ней.
— Это мило. Но мне не нужно твое одобрение, чтобы находиться здесь.
Она резко останавливается, и я натыкаюсь на ее спину. Когда она поворачивается, то смотрит на меня с чистым раздражением.
— Отправляйся домой, Фэй.
Я вернулась сюда не для того, чтобы перекинуться с ней парой слов.
— Мой дом здесь. По крайней мере, на некоторое время.
Она моргает, как будто из всего, что она ожидала от меня услышать, это было последним. Когда она сдвигает кепку на затылок, я снова вижу синяк, который занимает всю правую сторону ее лица, а не только область вокруг глаза. Это больше, чем просто удар или пощечина. Это избиение.
Я тихо спрашиваю:
— Кто тебя обидел?
За годы работы я повидала немало избитых лиц. Черт, я и сама раскрасила парочку по необходимости, но, когда это твоя семья, все по-другому.
— Ты хотела спросить — что ты натворила, Мэгги? — жестко говорит она.
— Нет. Я не думаю, что женщина может сделать что-то, оправдывающее такое отношение.
Внешние края ее роговицы скорее голубые, чем зеленые. Как у мамы. Все говорили, что у нее красивые глаза. Я отмахиваюсь от воспоминаний.
Я не имею права спрашивать подробности, но все равно спрашиваю.
— Во что ты ввязалась?
Мэгги засовывает руки в карманы своей объемной куртки и смотрит на меня всего секунду. Я не могу удержаться и ищу в ее лице хоть какой-то намек на мягкость, который напомнил бы мне о моей сестре.
Более спокойно она спрашивает:
— Почему тебя это волнует?
Если бы я моргнула, то не заметила бы, как остекленели ее глаза. Или как опустились плечи, когда она вздохнула. От меня не ускользает, что о ней некому позаботиться. Это единственное, что нас объединяет. У нас обеих больше никого нет.
Но гудок минивэна возвращает нас обоих в реальность, и это заставляет ее широко распахнуть глаза и взглянуть на часы.
— Подожди, какой сегодня день? — торопливо спрашивает она.
Смена темы кажется слишком резкой, но я отвечаю.
— Понедельник.
— Французский тост с персиками и сливками, — говорит она, секунду глядя на меня через плечо, а в следующую — проскакивая мимо.
Я точно знаю, куда она направляется.
Мы идем до конца квартала, минуя две заправочные станции, и толкаем дверь, над которой звенит колокольчик, когда она открывается. Он звучит так, будто заржавел и злится, что в него все еще звонят. Деревянные панели придают «Hooch» винтажный вид. Это вызывает ностальгию, как рождественская музыка каждый год. Это гостеприимно, знакомо, и на моих губах появляется легкая улыбка. Винил в кабинках обновили, вместо красно-оранжевого, который я помню, теперь глубокий клюквенный. Стены по-прежнему украшают награды и газетные заметки о десятилетиях спонсирования бейсбольных команд и местных фестивалей. Столы обновлены, а планировка изменена, но длинная стойка осталась прежней. Доски дубовых бочек окантовывают горчичного цвета столешницу из искусственного камня, протянувшуюся по всей длине ресторана-заправки Фиаско.
Головы поворачиваются, когда мы подходим к женщине, которая в одной руке держит кувшин с кофе, а другую уперла в бедро. Марлу Хуч трудно назвать гостеприимной. Туристов, иногородних и даже сезонных посетителей не встречают в «Hooch» с распростертыми объятиями. Для этого нужно быть жителем города. Посещение этого места не предвещает ничего хорошего.
— Что будешь, милая? — Марла спрашивает Мэгги.
Не утруждая себя церемониями, она отвечает:
— Кофе и специальное блюдо.
— Привет, Марла, — улыбаюсь я. — Мне то же самое. — Я должна была попытаться.
У Марлы на лице первоклассное выражение расслабленной сучки. Так было всегда. Она бросает на меня косой взгляд, почти не удостаивая вниманием, и это задевает. В детстве я много времени провела у этой стойки, и если кто-то и имел право затаить обиду за то, что я не приезжала, то это Марла Хуч. Она обижалась на дерьмовые чаевые и людей, которые забывали выключить телефон за ужином.
Мэгги хмыкает себе под нос.
— Ты действительно думаешь, что она принесет тебе завтрак?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на сестру. Она уже не та, с кем я выросла, но что-то еще осталось. Она немного выше и стройнее меня. Ее блонд темнее моего. Видно, что она красит волосы, но прошло уже немало времени, — корни прилично отросли. Бейсболка надвинута достаточно низко, чтобы скрыть лицо, но я удивлена, что даже Марла не спросила в чем дело.
Марла толкает бедром распашные двери кухни, держа поднос с едой в одной руке и кружку в другой. Поставив ее перед Мэгги, она наливает ей горячий кофе с запахом лесного ореха. Вернув кувшин на подогреватель позади себя, она обходит стойку и направляется к столикам. Именно угловая кабинка вызывает у меня тревожное чувство. Обычно здесь играют в покер пожарные и полицейские, вышедшие в отставку, иногда — компания старшеклассников, но сегодня это Уилер Финч и Ваз Кинг.
«Finch & King» — самый известный бренд в сфере конного спорта. Они имеют отношение к каждому аспекту индустрии — от разведения и тренировок до скачек и азартных игр. Уилер Финч пользуется уважением. Возможно, даже больше. Его почитают. И дело не только в том, что у него неприлично много денег. И не в том, что он не забывает напоминать об этом. А в том, что он помогает другим людям разбогатеть.
Каждая сфера конного бизнеса так или иначе связана с Уилером Финчем. Все началось в тот день, когда братья Кинг приехали в Фиаско. Таллиc и Ваз Кинг были тренерами, которые готовили лошадей-победителей тройной короны — подбирали жокеев и выстраивали стратегию, которая раз за разом приносила результаты. Братья Кинг поставляли лошадей, а Уилер Финч связывал все воедино с помощью спонсоров, онлайн-ставок и любых других схем, способных принести прибыль. Всегда ходили слухи о том, как Уилер ведет бизнес и как Кинги манипулируют другими тренерами. «Finch & King Racing» — это мощная компания.
Но единственное, что в этом всем имело значение для меня — это то, что Таллис Кинг взглянул на мою мать и решил, что она — то, что ему нужно. И наши жизни больше никогда не были прежними.
Я наблюдаю, как Марла без улыбки ставит две тарелки на их стол. Я знаю, что она их не любит, но в Фиаско есть люди, с которыми не стоит связываться. Финч и Кинг — именно такие.
Когда она возвращается, то ставит передо мной маленький пустой стакан, а затем впервые с тех пор, как я переступила порог этого заведения, смотрит мне в глаза, наливая воду из запотевшего кувшина.
Я вздыхаю, прежде чем спросить:
— Как дела, Марла?
— Звучит как вопрос человека, которому что-то нужно, а не того, кто действительно хочет знать ответ. — Она приподнимает бровь.
Ради всего святого.
— Ну ладно. Можно мне кофе?
— У нас есть только вода, — говорит она, поворачиваясь к кухне.
Я фыркаю от смеха. Этот гребаный город.
— Я же говорила, — с довольным видом комментирует Мэгги.
Если бы они знали, почему я была вынуждена уехать, может быть, они не вели бы себя как сучки. Я снова бросаю взгляд на угловую кабинку, а затем наклоняюсь ближе к сестре, почти касаясь ее уха.
— Я здесь на месяц.
Мэгги смотрит на меня без особой реакции.
Я планировала держаться на расстоянии — выступать в «Midnight Proof» и делать то, для чего меня наняли в отношении Блэкстоуна. Но это было раньше. Поэтому я продолжаю.
— У меня были планы остановиться в маленькой квартирке, пока я здесь, но теперь я передумала. Пока не расскажешь мне, во что ты ввязалась, я поживу с тобой.
Мэгги разражается смехом, когда Марла ставит на стол тарелку с дымящимися французскими тостами, политыми персиками, пропитанными бурбоном, и увенчанными шапкой взбитых сливок.