Пока шум да гам…
— Вперед. — Махнул я.
Десятки моих людей рванулись через открытое пространство, добрались к стене, к воротам. Они тем временем начали открываться. Первые ворвались внутрь.
Десяток, два. В поместье наместника, воеводы, вливались мои бойцы.
Звон стали стих, видимо, конфликт был исчерпан. И раз мы проникали за последние стены, закончилось все не в пользу воеводы.
Я вошел далеко не в первых рядах. Все же жизнь свою я начал ценить все выше.
Люди, не мои — сдававшиеся, замерли у стены, складывали оружие. С ними говорили пара десятников. Агрессии друг к другу никто не проявлял. Шла спокойная сдача.
— Что воевода? — Задал вопрос.
— В тереме. — Проговорил один из бывших обороняющихся. Тот самый обладатель грубого голоса. — Заперся с дядькой своим. Хотел пороховой склад палить. Мы не дали. Совсем сдурел, парнишка. Молодой он, господарь.
Он поклонился.
— Мы-то… — Он бороду погладил. — Мы то за него то… Но тут твоя же взяла. А слышали все, милостив ты, разумен. Вот сдаемся на милость. Город жечь, людей сколько поляжет. Да и жизнь своя, она все же… Дорога она.
— Это верно. Это правильно.
Повернулся к своим, отдал приказ.
— Разоружить всех. Разместить с остальными пленными в каком-то здании. Пускай отдыхают все. Приставить охрану, чтобы не дурили. Поутру… Если захотят, отпустить, только… Только с письмами, что я напишу. — Улыбнулся кривой усмешкой. — Хотите уйти, поработаете вестовыми, посыльными, гонцами. Но, как обещал, к Шуйскому хотите, держать не буду.
Сделал паузу, смотря на сдавшихся.
— Ну а коли хотите ко мне в воинство, то присягу дадите, поклянетесь в том, что идете со мной Земский Собор собирать и в ряды вступайте. Жизни ваши мне не нужны. Для Родины каждая ваша жизнь ценна. Просто так ее терять, глупо. Нам еще ляхов и шведов бить. Да и татары через год, другой вернутся.
Сгрудившийся последние защитники переглядывались. Слова мои явно их удивляли.
Махнул рукой своим телохранителям. А у пленных спросил.
— Так что, воевода-то?
— В тереме заперся.
Развернулся на каблуках, пару шагов сделал к зданию. На ступенях у входа замерли с десяток моих человек. В руках у двоих я приметил топорики. Готовятся выламывать проход, идти внутрь. Приказа ждут моего.
— Воевода! — Заорал я громогласно. — Не дури! Пожара не хочу! Глупо это. Выходи, сдавайся.
— Нет. — Раздалось глухое из-за стен строения, стоявшего внутри частокола.
Довольно привычная архитектура поместья. Только чуть большего, чем в Воронеже и Ельце. Что понятно. Тула город большой, не просто пограничный, а ремесленный, посадом крепкий. Значит, наместник здесь должен быть более значимым, важным человеком. И дом его, не просто терем, а с намеком на то, что палаты это. И приемы здесь должны быть больше, многолюднее, торжественнее.
— Не дури! Сдавайся!
В ответ не последовало ничего.
— Яков, давайте осторожно его оттуда вытаскивайте. Постарайтесь не убить. Поговорить с этим упрямым бараном хочу. Но, как пойдет. Свои жизни ценнее, чем этого защитника.
— Понял тебя, господарь. — Он подозвал пару человек, роздал им приказы, и пара десятков бойцов, возглавляемых им, двинулась к дверям в терем.
— Не подходи! — Заорали изнутри, голос звучал хрипло, гулко. — Всех убью.
Ох уж этот юношеский максимализм. Кого он убьет-то, один?
— Выходи! На саблях сойдемся! Коль не трус!
Я предложил вариант, который не раз выручал меня. К тому же здесь горячий, молодой парень, судя по тому, что я слышал. Его такое могло устроить. Да и меня. Не убью его, а одолею и в плен возьму.
Но, ответом был отказ.
— Убирайся, чертов колдун! — И это уже был иной голос. — Мы не выйдем!
Видимо, дядька воеводы не дал своему более молодому родичу геройствовать.
Так-то глупо, их же двое, а нас здесь целая рать. Ну и черт с вами.
Ударили топоры. Раз, другой. Мои люди окружили терем, смотрели, чтобы из погребов кто-то не полез. Мало ли какая там связь помещений. Входов вниз было целых два. Но обычно там кухни всякие, да прочие хозяйственные помещения. Лезть, пугать и без того, скорее всего трясущихся в ужасе слуг — смысл?
И так войдем.
Окон здесь, в данной архитектуре было ровно два. И под ними тоже караулили мои бойцы. Оба, через которые можно вылезти или проникнуть внутрь, находились на втором этаже. Поэтому просто так войти туда нелегко.
Но, служилые люди уже тащили лестницы, найденные здесь неподалеку. Приставляли.
Ставни должны поддаться все же лучше, чем дверь.
Но та под ударами топоров уже сильно трещала. Напор оказался яростный. Служилые хотели завершить быстрее и ощутить в полной мере чувство победы. Отправиться отдыхать. Еще удар и слетела она с петель. Оттуда из темноты коридора раздался гулкий выстрел. Люди отпрянули.
Пуля ударила куда-то в стену. Повеяло дымом и запахом жженого пороха.
Все же точность оружия и, видимо, трясущиеся руки владельца не способствовали эффективному выстрелу.
— Сдавайся! — Вновь заорал я.
Несколько человек ввалилось внутрь. Мгновения и все было кончено. Наружу вытащили двоих. Один примерно моего возраста, с разбитым носом. Кровь сочилась по лицу. Он хлюпал, но держался, насколько мог боевито. Второй — видимо, его дядька, оказался ранен. Кожа на голове рассечена, ноги слушались плохо. Смотрел вокруг совершенно осоловелым взглядом.
Сотрясение?
— Колдун! — Прогундосил воевода. — Предатель!
— И кого же это я предал? — Усмехнулся я, смотря на него.
Парня подтащили, поставили на колени подле меня.
— Царя нашего, избранного. — Он сопротивлялся, но как-то вяло. Явно понимал, что еще немного и к сломанному носу добавиться еще что-то болезненное. — Василия Шуйского. Посланного господом, самодержца всея Руси.
Что ты, черт возьми, такое несешь… О как, даже цитата из фильма вспомнилась. Шуйский, избранный? Кем? Там только часть москвичей была. Ладно бы Годунова приплел. Там по-настоящему крупный Земский Собор был, а Василия то, кто выбирал? Согнали пол-Москвы к воротам на площадь, и что?
Сделал бы все по-человечески, глядишь и не было бы вот этого всего Смутного времени. Слишком быстро на трон сел, слишком слабо закрепился и началось.
— Парень. — Я смотрел на него свысока, наблюдал за дергающимся, скрученным и поставленным на колени. — Царь твой на землю татар пригласил. Что они обычно у нас делают? Грабят? Убивают? Как тебе такой царик, а?
Он лишь шипел что-то в ответ.
— Вот и я думаю, что змей это. Упырь чертов. — Это я уже жестко загнул, но знал, что люди мои с таким утверждением все согласны — Никем не избранный. Ты, воевода, храбро сражался. Поэтому жизнь твою я отнимать не хочу. Хочешь, поутру к Шуйскому своему с письмом помчишься, сообщишь, что Тула наша.
Посмотрел на реакцию, но ее как таковой не было. Воеводу трясло от стресса. Но слушал он вроде, внимал.
— Как думаешь, голова у тебя на плечах останется? Вот и решай, а я так скажу. Пускай войско свое выводит из столицы. Ждать его буду в Серпухове. И биться за землю Русскую, против него проклятого. — Усмехнулся криво. — А если он человек чести, в чем я, конечно, сомневаюсь очень сильно, то один на один со мной выйдет биться, сам. Чтобы люди не страдали от этой дурости, им же самим созданной. Не царь он, а позор земли Русской.
Это я, конечно, круто загнул. Понятно, что царик этот сам с трона не слезет, войско не возгласит и тем более не пойдет биться со мной, каким-то неизвестным ему юнцом раз на раз. В его глазах я никто, соль земли, простой какой-то боярин, человек служилый.
Но, в глазах этого парня, а также своих бойцов, что слышали это — такой подход был вызовом.
Наконец-то я прилюдно огласил свои претензии, вызвал человека, занимающего трон на поединок.
Парень воззрился на меня, в глазах его я видел злость и негодование. Сопел, кровь капала из носа. Падала на кольца кольчуги. Ненависть бушевала в этом человеке. С чего? Оттого что победил его? Или может он, какой родич самого Шуйского. Или…