— Поищем, спасибо.
На поиски карты ушло у меня не так много времени. Действительно припрятанной она оказалась в личных покоях воеводы, которые заперты были на ключ. На удивление имелся действительно замок и пришлось нам выламывать дверь, чтобы внутрь попасть. Комната была достаточно запыленной и явно не обжитой.
Прислуга, боясь сказать что-то не то, тряслась и терялась. Но удалось вытащить из разговора с ней, что действительно Иван Семёнович Куракин здесь бывал редко. А сотник стрелецкий, который его обязанности исполнял, ночевал не здесь. Да, приемный покой им использовался. Часть помещений для гостей важных служили, а вот персональная комната — пустовала.
Разложил я карту прямо на кровати. На удивление здесь она была. Много, где все же люди служилые предпочитали спать на сундуках и наваленных на них всяческих шкурах, кафтанах. Видимо, привычка отдыхать в походе сказывалась. А кровать, как мебель еще не на все сто процентов вошла даже в обиход высоких чинов служилого сословия.
Смотрел на карту и думал.
План все отчетливее зрел в моей голове.
Изначально мыслил я провернуть что-то похожее на Тевтобургский лес по отношению к войскам Дмитрия Шуйского и Делагарди. Охранение слабое, значит, можно засады устроить. Армию растерзать на части, бить по частям из засад. Но. Не давало мне покоя одно «но». Подготовке нельзя уделить неделю. И даже день.
Действовать нужно похоже, но иначе.
Как?
Засада, растянуть, разделить войска. Не дать действовать воедино. Измотать. Вселить ужас постоянными налетами и отскоками. Лишить сильной и быстрой кавалерии. А добить решительным генеральным сражением. Полностью на марше, уверен, уничтожить боеспособность войска не выйдет. Да и убивать людей русских, что за Шуйского стоят — мне не хотелось.
Диверсии и внезапные атаки, это не только и не столько потери, это создание чувства постоянной опасности.
Поместная конница и наши русские силы будут с каждым часом, с каждым мигом слабеть и становиться менее стойкими.
Что до сил наемного корпуса. Вот этих мне вообще жалко не было. Но, проблема в том, что с ними сражаться-то сложнее. Они идут в самом центре войска, формируя его сердце, прикрывая своей массой обоз. Бить по ним будет непросто и рискованно. А потери мне совсем не нужны. Поэтому…
Дворянскую конницу ввергнуть в панику и принудить к сдаче рейдами.
Наемный контингент разбить на голову.
Как говорится — ничего личного. К Делагарди, как к некоей персоне я испытывал вполне положительные эмоции. Опытный воин, уверен, достойный человек. Друг Скопина. Но, к его людям, иноземцам, врагам моей страны и моего народа — нет. Да, пришлось воевать вместе, но это только потому, что Шуйский пообещал территориальные уступки. А по факту — шведы никогда не были нашими друзьями. И им здесь, именно как воинскому контингенту смежного государства, делать нечего. Вариантов несколько: смерть, присяга или поспешное отступление с нашей территории.
Меня устраивало все три аврианта.
Свернув карту и не дождавшись пехоту, оставив ей приказы по обустройству в городе и подготовке к решающему сражению, я вместе с сотней Якова и телохранителями вечером выдвинулся в лагерь моей конницы.
Ночевать там, а поутру — рейд и удар. Войска Шуйского меня не ждут, и это их самая страшная ошибка.
Я очнулся в 2025-м в теле толстяка-физрука.
Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах.
Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой!
https://author.today/reader/492721
Глава 23
Вечерело, солнце закатывалось за лес на западе.
Шли быстро, торопились, чтобы до темноты оказаться уже в лагере. Вестовые были отправлены вперед, чтобы предупредить о нашем приезде. Погода радовала, не облачка на небе, ясно, дождя не предвидится и ветер слабый. А это значит, что отдыхать мое воинство может вполне себе под открытым небом.
Добрались уже в сумерках.
Лагерь встретил привычной военной кутерьмой. Усталые люди и кони, костры, постовые, шум, гам, суета. Много нас было, очень много. По моим прикидкам больше половины армии — это конница. Тысяч шесть здесь. Еще три, лучшей пехоты подойдет, да уже должно было вставать на постой в Серпухове.
У них своя задача, у конных сил — своя.
Завтра нам предстоит тяжелая работа.
Встречали меня сотники, а также Тренко и Ляпунов. Князя Трубецкого, поскольку его основная сила была в пехоте, я с ней и отправил выходить к Серпухову и готовиться там к активному противодействию армии Шуйского. Но лучшие его сотни были при мне. Люди еще не очень хорошо сработались друг с другом, но понимали, что для общего дела надо действовать так, как приказываю я.
Авторитет мой с каждым днем только рос.
Это сильно помогало решать кадровые проблемы. Потому что на местнические порядки я местами плевал. Но поскольку войско росло быстро назначал тех, кого рекомендовали вышестоящие командиры. Бой покажет, кто надежнее.
Пока ехали я все отчетливее осознавал, к утру все воинство мое будет знать о разговоре с Романовым. О той части, где он меня правнуком Василия, отца Ивана Грозного обозвал. Сам Филарет, патриарх воровского лагеря, обозначил — кто я. Это многого стоит
Разместились.
Мой офицерский корпус собрался у костра. Прошел краткий военный совет. Времени тратить сейчас много смысла особо не было. Завтра его будет больше. Будет ожидание, тогда и выдам более четкие указания, осмотревшись на местности.
Поговорили мы быстро, приказы мои выслушали. Кивали. В целом — все понятно было. Рутинная, тяжелая военная работа.
Маневр, выход на позиции, засада, ожидание и действие — бой. Потом отход.
Все же послезавтра я не планировал разбить идущее из Москвы воинство. Нет, пятнадцать тысяч — сила большая. Одним ударом такое не сокрушить. Но вселить опасения, страх и трепет перед своими частями — вполне. Ну и помимо психологического эффекта еще и измотать войско.
Завтрашний день должен был стать подготовительным.
На месте осмотреться, встать так, чтобы засада сработала лучше всего, и чтобы отойти легко было из-под удара превосходящих сил противника.
Будем ждать. Поглядим, как Шуйский с Делагарди через Лопасню переправляться будут. Мы-то им и покажем много всего интересного. Бить то лучше, когда есть какие-то естественные помогающие факторы. Вот я их и нашел. Реку.
После краткого военного совета отпустил я всех, оставил только Тренко и Ляпунова.
— Собратья, важные сведения из первых рук донести хочу. — Улыбнулся им. — Под Серпуховом я с Филаретом Романовым говорил.
Воронежский полутысяцкий аж присвистнул от удивления. Ляпунов оказался более спокоен на проявление эмоций, но видно было — тоже удивлен.
— Жаль, Трубецкого нет. Он бы мне про этого человека побольше рассказал. Все же, в лагере тушинском он с ним, сколько времени-то провел.
— И что Романов, господарь? — Проговорил Ляпунов. — Что он под Серпуховом-то…
— Расскажу как есть. Но кратко…
Я поведал им о Феодосии, Лыкове-Оболенском, зяте Филарета, об интриге Шуйского и Мстиславского с татарами, которую я, мы пресекли еще под Воронежем. Остановился, видя, что они прилично так удивлены. Глаза на лоб полезли даже у опытного политика Прокопия Петровича, а Тренко так вообще выглядел ошарашенным, потерянным.
— То-то я смотрю, Яков и бойцы его какие-то… — Он шапку стащил, затылок почесал. — Дела.
— А еще. — Я голос понизил. — Чтобы опять же из первых рук. Романов сказал, что я… — Сделал паузу. — Я правнук Василия Великого. Через сына его, Юрия Васильевича, внука Василия Юрьевича, отца моего.
— Это… — Ляпунов не выдержал, засопел, сел. За грудь схватился.
— Господарь. — Тренко просто стоял растерянно и слушал.
— Люди из сотни Якова все это слышали. Не доверять Романову в этом вопросе, я причин не вижу. Но! — Повысил голос. — Это ничего не меняет. Родство, есть оно или нет, дальнее.