— Если ты думаешь, что пьяные девушки — это моя слабость, то ошибаешься. Я просто решил, что в таком состоянии тебе нельзя оставаться одной.
— Э… Спасибо. Отвернись, а?
Веточка вылезла из постели и быстренько завернулась в халат. Спрашивать о том, кто и как ее раздевал перед путешествием по царству Морфея, почему-то не хотелось. Неловкость, которую она испытала при виде Валеры у своей постели, почти полностью затмила болезненное похмелье. И это было, пожалуй, единственным плюсом сегодняшнего утра. Валера, наоборот, вел себя как ни в чем не бывало, словно он последние лет двадцать просыпался на матрасе рядом с кроватью известной гимнастки, варил ей кофе и готовил завтрак.
— Добро пожаловать к столу! — заявил этот невозмутимый тип и потащил Веточку на кухню.
Она покорно уселась и принялась жевать что-то, по внешнему виду напоминающее коровью лепешку, по запаху схожее с прокисшим молоком, а на вкус оказавшееся обыкновенным, вполне удобоваримым омлетом.
— Извини, я старался, но, как всегда, получилась гадость. — Валера смущенно улыбнулся. — У меня мама классно готовит, а все мои попытки обычно кончаются весьма печально.
— Правда? — неожиданно обрадовалась молодая хозяйка. — Я тоже у плиты становлюсь абсолютной идиоткой, ничегошеньки у меня не получается.
Они рассмеялись и, кое-как расправившись с омлетом, принялись за кофе. Несколько минут прошло в молчании, не тягостном, но все-таки напряженном. Чувствуя на себе тяжелый, мужской взгляд, Веточка уткнулась в чашку, судорожно размышляя, чем вызвано ее учащенное сердцебиение, почему Валерина ладонь лежит на ее бедре и зачем ее пальцы эту самую ладонь настойчиво поглаживают.
— Ты очень красивая, малышка, — неожиданно заявил Валера, придвинувшись ближе.
Вета испуганно отшатнулась. Что, собственно, происходит? Разве она готова к тому, чтобы их скоропостижное знакомство превратилось в нечто большее? Конечно, Валера очень милый, но это еще не повод. И вообще…
— Что ты делаешь?! — возмутилась она, останавливая его руки, ловко расправляющиеся с пуговицами ее халата.
— Иди ко мне. — Валера встал из-за стола, потянув Веточку за собой.
— Нет, я… — Она запахнула халат, но оказалась прижатой к Валериной груди и несколько секунд слушала его бешеный пульс, боясь пошевельнуться.
— Что? Что, милая моя? — шепнул он, захватывая губами мочку ее уха и обнимая Веточку все крепче.
Девушка вырвалась. Возбужденная и растерянная, она плюхнулась на стул, стараясь придать лицу непринужденное выражение.
— Я… просто… я еще не наелась, — пролепетала она: ничего умнее не пришло в голову. — Я с утра лопаю как кашалот, а потом еще три чашки кофе выпиваю. В общем, извини, я совершенно невменяемая, наверное, до сих пор не проснулась. Ну и вчерашнее наложило свой отпечаток. Ну, ты понимаешь?…
Валера с серьезным видом кивнул, сдерживая улыбку. Слушая, как Веточка тараторит, можно было подумать, что ее собирались предать огню или четвертовать и только чистая случайность помогла ей выжить. Валера сам себе удивлялся, он абсолютно спокойно провел ночь рядом с этой девушкой, его не мучили сладострастные сны, не томили запретные желания. Но сейчас Веточка показалась ему такой нежной, такой трогательной и желанной. Ей необыкновенно к лицу была сонная припухлость и утренняя рассеянность, а смущенно-испуганные взгляды, которые она исподтишка бросала на Валерика, просто сводили его с ума. Он взял себя в руки, стараясь не выглядеть в ее глазах сексуальным маньяком.
— Может быть, тебе чаю? — заботливо спросил он. — Или хочешь еще кофейку?
— Да, да, конечно, — невпопад ответила она.
— Еще бутерброд?
— Разумеется!
— С ветчиной? сыром? шнурками от ботинок?
Он глядел на нее, откровенно потешаясь. Куда делась вчерашняя кокетка? Перед ним сидел маленький дрожащий цыпленок. А может, она девственница? Это было бы странно, подумал Валера, но не стал задерживаться на этой мысли. Гораздо интереснее было наблюдать за Веточкой, которая нервно намазывала варенье на… огурец. Он осторожно отобрал у нее и то, и другое, подхватил на руки ее саму и понес в комнату.
— Но… Я еще не поела… — с набитым ртом отбивалась Вета.
— Дожуешь в постели, я не брезгливый.
Постель, кстати, представляла собой маленький аэродром: даже в этом проявилась широкая натура Бориса Аркадьевича, который два часа кряду выбирал в магазине вместительное ложе, пока со склада ему не притащили этот шедевр. Валерик усадил девушку на краешек и как ни в чем не бывало стал раздеваться, получая необыкновенное наслаждение от ее смущенного, бегающего взгляда. Мускулистый, поджарый, он великолепно смотрелся в утренних лучах солнца, проникающих сквозь жалюзи.
— Дожевала? — насмешливо поинтересовался он, присаживаясь перед ней на корточки.
Вета завороженно кивнула, продолжая работать челюстями. На несколько секунд в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь деликатным чавканьем. Вета представила себя со стороны и неожиданно расхохоталась, да так, что опрокинулась на кровать. Валера поддался заразительному смеху, и вскоре оба покатывались до коликов в животе.
— Ну, ты чудная! — выдохнул он, наконец.
И, не медля больше, приник к ее губам, пустился в путешествие по ее телу, приглашая одновременно на прогулку и Веточку. Ах, какая это была прогулка! Ничего подобного не испытывала девушка никогда, ничего подобного не позволяла ни себе, ни Максу — своему первооткрывателю. Он был слишком быстр в своей любви, напорист и консервативен. И что могла узнать о настоящем наслаждении юная нимфа, которую сковывали стыд и неуверенность? Единственными мыслями в постели были неоформленные страхи, как бы Макс не увидел, что эта складка на животе просто ужасна, как бы не порвался презерватив, как бы все побыстрее закончилось. Веточка любила Максима, но не секс с ним. Сейчас происходило обратное.
Когда усталость сковывала их тела, мокрые от наслаждения и здорового пота, они лежали и молча гладили друг друга, все еще узнавая, открывая, убаюкивая. Каждая складочка, каждая выпуклость или углубление кидали в новую волну поисков. И снова он был путешественником, бродягой, она — глубокой, узкой шахтой, озером, чащей, высокой горой, всем миром. Для Веточки это утро стало настоящим откровением, в чем она, уже нимало не смущаясь, призналась Валере за их вторым завтраком. В свете осеннего, уже спелого солнца он показался ей ужасно милым, глаза у него были бесшабашно-веселые, круглые и темные, похожие на орешки, волосы торчком; все это придавало ему мальчишеский вид. Веточка не постеснялась забраться к нему на колени, проверить, так ли здорово он целуется за столом, как в постели. Не переставая удивляться самой себе — словно заново рожденной, свободной, воздушной, — Веточка щебетала какие-то глупые прелести, шлепала пальчиками по гладкой загорелой груди Валерика.
Он на ее признание о волшебных минутах ответил бодрым поцелуем, немного расцарапав кожу у губ отросшей щетиной. И когда Веточка осталась одна, махнув с балкона убегающему в институт Валерику, она долго рассматривала свое тело, находя немыслимое количество подобных отпечатков, тайных знаков и свидетелей чудесной, легкой любовной игры. Имя которой — наслаждение.
Все спорилось у нее в этот день и щенячье-восторженное выражение не сходило с ее лица. Борис Аркадьевич, вместо того чтобы муштровать воспитанницу, всю тренировку обалдело выслушивал, какой замечательный у него племянник. Кира, вечером навестившая подругу, изумленно замерла на входе, наблюдая романтически убранный стол и воркующих в прихожей Веточку и Валеру. Они вряд ли заметили ее присутствие, как и ее быстрый уход. Утром оба проспали, но, нимало этим не расстроенные, очень содержательно провели время в постели, потом долго где-то гуляли и, совершенно вымотанные, снова оказались у Веточки. И снова скрип кровати напоминал крики чаек, и снова казалось, что вот-вот разверзнется бездна, и снова мир лишался привычных очертаний, взирая удивленными звездными глазами на молодость, наивность и страсть.