Продолжая мурлыкать какую-то незамысловатую мелодию, она выскочила из ванной и закружилась по кухне. Энергия жизни, молодости, солнечного утра лилась и клокотала в ней, требуя выхода.
— Кашка моя, кашка. Кашка-малашка, — приговаривала она, вдруг почувствовав волчий аппетит. Пританцовывая, наложила полную тарелку гречки, отхлебнула молока из отцовского стакана и чмокнула на ходу румяную щеку мамы, тоже суетившуюся у плиты, пока глава семьи чинно восседал за столом в ожидании завтрака.
— Никак, влюбилась, — обрадовалась Ираида Петровна, — наконец-то.
— Сотрясение мозгов, — вынес свое резюме Александр Ильич: он всегда был настроен критически. — Ты случайно не падала вчера?
— Падала, и не раз, — подхватила шутку дочь, уплетая кашу.
— Ох, Ветка, может, ты все-таки пойдешь в торговый? — перешел на серьезное отец. Возможные травмы дочери были постоянным предметом его волнений.
— Шурик, ну о чем ты? У нас сейчас такие перспективы! Правда, доча? Все-таки чемпионат мира… — Ираида Петровна мечтательно закатила глаза. В отличие от мужа она склонна была видеть лишь парадную сторону медали.
— Мам, я же только запасная, — отмахнулась Вета.
— Вот и я говорю, пускай идет на бухгалтера, — снова вклинился отец, — там все схвачено, и есть гарантии, что…
Ираида Петровна, как обычно, перебила мужа:
— Ты, Шурик, помолчи. Ты ее всегда отговаривал, а лучше вспомни, как в прошлом году Веточка золотой приз из Москвы привезла. То-то. Я уж не говорю про заграницу. В феврале — Прага. В мае — Копенгаген. Знаю, знаю, сейчас ты скажешь, что она и заграницы не видела, неважно, что не видела, зато себя показала. А то — бухгалтер! Какая скука!
— Да я ничего и не говорю, — пробормотал Александр Ильич, уткнувшись в чашку. Он всегда стушевывался перед женой.
— Пап, мам, не ругайтесь. Я побежала, ага?
Тренировки были в десять, в час и в шесть вечера. Бодренькая Веточка Титова, явившаяся к первым занятиям, всех невероятно удивила и порадовала. Обычно засоню сопровождала Кира, но теперь верная подруга уже вторую неделю валялась в больнице с переломом лодыжки, которая все никак не желала правильно срастаться. Вета чуть не каждый день навещала ее, убеждая, что к турниру та обязательно поднимется и придет в норму. Кира была в главном составе сборной и ужасно переживала, что не успеет как следует подготовиться.
— О, я вижу, у нас сегодня боевой задор, — заметил хореограф, обращаясь к Веточке, которая уже вовсю прыгала на ковре.
— Здравствуйте, Максим Сергеевич, — улыбнулась девушка.
— Доброе утро. — Он подошел к ней ближе и, понижая голос, сказал: — Мне кажется, наша совместная работа будет результативнее, если мы подружимся.
— Конечно, Максим Сергеевич, — кивнула Вета и почему-то покраснела.
— Тогда перестань, пожалуйста, выкать, — все так же тихо попросил он, — я ведь не такой уж старый, верно?
— Ну что вы! То есть я хотела сказать… — Веточка сбилась и замолчала, стараясь не глядеть на хореографа.
Конечно, он не казался ей старым, этот темноволосый подтянутый мужчина. Возможно, ему тридцать или около того, так что по сравнению с нею, шестнадцатилетней… Но Веточку это нисколько не смущало. Она глубоко уважала Максима Сергеевича, ах нет, теперь просто Макса, и редко задумывалась, сколько на самом деле ему лет. Совсем недавно он начал работать в их дружной команде, заменив вздорную Марину. Девочки много сплетничали о красивом, холостом мужчине, каждая старалась понравиться ему, но Максим был достаточно опытен, чтобы разглядеть за этим обыкновенное подростковое желание самоутвердиться. Что же касается ученицы с тонким именем Вета, удивляло собственное тяготение к ней. Занимался он с ней не чаще других и лишь изредка перебрасывался ничего не значащими фразами. С чего, когда это началось, он и себе бы не смог ответить, но вот уже несколько дней он все настойчивее заговаривает со своей зеленоглазой ученицей, пытаясь узнать ее лучше.
— Девочки, кто-нибудь видел мои мячи? Вечно здесь все теряется!
— Чья очередь маты раскладывать?
— Вета, как там Кира Машкова? Ей апельсины можно передать?
— А? А, можно, конечно. — Веточка с трудом включилась в привычные разговоры.
— Твои змейки, Веточка? Давай держи.
— Все, разошлись, разошлись, быстренько, — скомандовала поседевшая, но все еще энергичная тренер Вера Александровна (девочки между собой называли ее «мама Вера»).
К обеду Вета, как обычно, выдохлась. Казалось, она больше не двинет ни рукой, ни ногой. То и дело роняя на ходу «змею», девушка поплелась в раздевалку.
— Елизавета, — строго окликнула ее Вера Александровна, — ты слишком много внимания уделяешь лентам. Помню, я сама тебе говорила, что эти упражнения тебе удаются лучше, и золото ты завоевала именно с любимыми «кобрами». Но ты не должна забывать о многоборье, понимаешь? На тебе сейчас большая ответственность…
— Но, Вер Санна, я ведь только запасная.
Тренер посмотрела на свою ученицу с упреком:
— С такой позицией ты никогда не попадешь в основную сборную!
Жестом Вера Александровна отпустила подопечную и подошла к Максиму.
— Что ты думаешь о Титовой, Макс?
Секунду-другую он молчал, задумчиво поскребывая гладко выбритый подбородок. Наконец заговорил серьезно и обстоятельно, понимая, что тренер интересуется не из праздного любопытства.
— Веточка, безусловно, хороша с лентами. Здесь она инициативна, здесь она великолепный импровизатор. Если брать в целом, техника у нее сырая, но именно со змейками этого не заметно. Она просто еще не полностью раскрыта.
— Вот-вот. Вся беда в том, что Вета не хочет раскрываться!
— А может быть, наоборот, это плюс? В ней есть какая-то загадка, какая-то незавершенность движений, недосказанность. По-моему, у Веточки большое будущее, только надо дать ей побольше простора. У девочки, безусловно, богатая фантазия, так пусть она фантазирует на ковре.
— Ох, Максим, а я только что велела ей отрабатывать плановые, обязательные композиции. Она ведь совсем не тренируется с обручем и булавы забросила.
— Версанна, а может, дадим Веточке свободу? Пускай придумает собственную комбинацию. Хоть с булавами, хоть с лентами, хоть… с автоматом Калашникова!
— А если ей все-таки придется участвовать в турнире?
— Вот и хорошо. Посмотрим, хватит ли у нее смелости воплотить свои фантазии в жизнь.
Веточка в это время страдала в раздевалке среди полураздетых подруг. Девчонки, как всегда, сплетничали и хихикали, подначивая друг друга. Сестры Панашкевич, Ася и Тася, утешали Катюшку-толстушку, которой опять досталось за лишний вес. «Жрешь что попало перед соревнованиями! Корова в тапочках! Бегемотиха в трусах! — передразнивала Ася тренера, стараясь рассмешить бедную Катьку. У той, наконец, высохли слезы. А вот Вета продолжала грустить. И злиться одновременно. Ей всем хотелось доказать, что она способна одинаково хорошо обращаться с любым снарядом, как это умеет Кира, например. Но с другой стороны, почему Веточка должна добиваться совершенства в упражнениях с мячиком или булавами, если ей намного интереснее работать с лентой?! Эх, мама Вера, мама Вера, как и родной матери, не понять тебе всего в сложной натуре Елизаветы Титовой.
— Веточка, — подошла к ней мама Вера, — разговор есть.
Девушка перестала разминать ступни, быстро натянула балетки и шмыгнула за Верой Александровной в тренерскую.
Вечером гимнастка взахлеб рассказывала Кире об этом разговоре. Подруга удовлетворенно кивала, понимая, как много значит для «художницы» разрешение тренера самостоятельно продумывать всю композицию выступления.
— Жаль, что я в запасных, — грустнея, закончила Вета.
— А ты забудь об этом, — как всегда, мудро посоветовала Кира, — просто отключись от этой части реальности.
— Ой, Кирюшка, как ты заумно выражаешься, прямо смех берет!
— Какой же ты еще ребенок, — вздохнула Кира, сама только два года назад окончившая школу.