— Да ну тебя! Смотри, тут девчонки тебе апельсинов передали и свежие детективы. А вообще, я считаю, хватит тебе уже симулировать. Максим вот тоже говорит…
— Максим?! — лукаво улыбнулась Кира.
— Ну, Максим Сергеевич… Это неважно.
Кира рассмеялась, откидывая назад тяжелую копну волос.
— Наоборот, это очень даже важно…
— Погоди, ты лучше скажи, приходил к тебе мсье Лаверзье, — зачастила Веточка, — а то мама Вера извелась совсем, что ты от нас уйдешь.
Вета ловко увела разговор в сторону. Предложение мсье Лаверзье стать личным тренером госпожи Машковой было на сегодняшний день самой больной темой. И не потому, что Кира всерьез думала над этим предложением, а потому, что богач Лаверзье бессовестно подкупал персонал больницы, чтобы лишний раз навестить больную и поговорить о перспективах взаимовыгодного сотрудничества. Год назад в Страсбурге впервые Лаверзье увидел Кирино выступление, и с тех пор он следовал повсюду за этой русской девочкой, уверенный, что только в его натренированных руках этот неотшлифованный алмаз превратится в настоящую драгоценность. Кира сопротивлялась изо всех сил, искренне считая Веру Александровну Пономареву лучшим тренером художественной гимнастики. Однако француз продолжал уговоры, а мама Вера начинала сомневаться, что ее ученица выдержит весь этот натиск комплиментов, убедительных доводов и зеленых купюр.
— Был, а как же! — всплеснула руками Кира: — Я скоро начну понимать его французский, хотя по-нашему он тоже говорит неплохо. Но иногда срывается на родной язык, видно, ругается, когда я его сильно довожу. А если честно, Ветка, он не такой уж противный, как мы думали. Просто у человека цель и он ее добивается.
— Разве может быть целью живое существо? — засмеялась Веточка.
— Не знаю, — тихо ответила Кира, задумавшись.
— Ладно, я пойду. Завтра тяжелый день, начну тренироваться под собственную музыку.
— Прямо-таки под собственную? — усмехнулась Кира, выплывая из своих размышлений. — Просто выберешь сама мелодию, и все.
— Нет, не все. Я хочу придумать историю, понимаешь. Не просто композицию, не танец даже. Целую историю. И все подобрать — музыку, движения, костюм.
— Дерзай, — устало сказала Кира, энтузиазм подруги разбередил ей душу. Больничный режим и ободряющие прогнозы врачей надоели хуже горькой редьки. Не говоря уже о боли в лодыжке. Кире снился мяч, скользящий по ее рукам. Прохладная ткань купальника, плотно обнимающая тело. Булавы, послушно падающие прямо в ладони. Девушка закрыла глаза, чтобы младшая подруга не увидела в них горечи и обиды на судьбу.
— Ты скоро поправишься, — пообещала Веточка, выходя из палаты.
Уже в лифте она спохватилась, что забыла сделать одну вещь. Вернулась пешком, перепрыгивая ступени.
— Это опять я, Кирюшка. Мы же не попрощались.
Кира с готовностью подставила ладони и счастливо улыбнулась. Это был ритуал прощания, придуманный ими и принадлежащий только им.
И Веточке отчетливо вспомнился тот день, когда они познакомились.
— Девочки, кто следующий?
— Кажется, Титова. Где мой купальник?
— Елизавета, на выход!
Веточка, как с легкой руки бабушки ее называли все близкие, ступила на ковер. И в тот же миг забыла все-все, чему ее учили. Тело, такое податливое и гибкое на тренировках, теперь отказывалось слушаться. Веточка почувствовала, как отяжелели от слез ресницы, и разозлилась на себя за такую непростительную слабость — расплакаться на выступлении. Злость и помогла ей сделать первый шаг. Лента закружилась вокруг маленькой гимнастки, то взмывая вверх, то стремительно падая. Девочка выступала под песенку «Чунга-Чанга»; черный купальник и лосины были подобраны так, что «художница» стала похожа на озорного негритенка. Веточка старательно выполняла разученные па, пытаясь попадать в такт музыки. Но, видимо, пианистка Татьяна Васильевна сегодня играла быстрее, чем обычно, или Веточка двигалась слишком медленно, заторможенная необычными впечатлениями и приступом страха перед строгими судьями. Это было первое соревнование для Елизаветы Титовой, ученицы второго класса «Б», который в полном составе пришел во Дворец спорта поболеть за нее. Среди зрителей были и родители Веточки, хотя они не одобряли занятий дочери художественной гимнастикой, считая, что любой вид спорта связан с огромным риском. Но пока Вета не получила ни единой травмы, даже пустячного вывиха, который считается профессиональной болячкой гимнасток разного возраста и мастерства. Родители, особенно малоподвижный папа-бухгалтер, продолжали нудить, что спорт — это опасно и не престижно, однако на выступление пришли. Теперь Веточка успела сто раз пожалеть об этом. Она чувствовала, что все делает не так. Перестроиться ей уже не удавалось, поэтому приходилось двигаться в заданном темпе. Прыжки и пируэты, которые были до совершенства отработаны на бесконечных тренировках, теперь получались вялыми, неинтересными. В какой-то момент лента выскользнула из потных ладошек. Потянувшись за своей любимой «змеей», как называли ленту гимнастки, Веточка неудачно прогнулась. Поднималась в исходное положение неуклюже, будто слоненок. Музыкальное сопровождение уже закончилось, Татьяна Васильевна играла какую-то импровизацию, чтобы Титова не покидала ковер в полной тишине. Но усилия пианистки не спасли положения. Объявляя результаты, судьи назвали Елизавету последней по баллам. Заплаканная девочка спряталась в подсобке уборщицы тети Наташи. Там, среди ведер и грязных тряпок, отыскала ее, трясущуюся от рыданий, мама Вера.
— Веточка, милая моя, не стоит так убиваться.
— Не надо меня утешать, Версанна, я сама виновата!
— Вот и хорошо, что ты это понимаешь. Значит, будешь тренироваться упорнее…
— Я вообще не буду тренироваться! — срываясь на истерику, выкрикнула Вета и выбежала из подсобки. Она бежала быстро, как никогда в жизни, и вскоре уже оказалась на улице. Худенькая, дрожащая, она стояла под летним дождем в одном купальнике и лосинах. Хорошо, что не босиком, хоть тапочки не забыла после выступления. Хотя какое это выступление, позор, да и только! Веточка снова заревела, ей захотелось исчезнуть, чтобы никогда не видеть сочувствующих глаз подруг, не выслушивать родительских комментариев, не краснеть перед классом. Захлебываясь от слез, она поплелась в направлении к дому. Она шагала прямо по лужам, нарочно шлепая сильнее пятками. Простужусь, хлюпала носом Несостоявшаяся гимнастка, и умру. И пусть. Никакого от меня толка.
— Титова! — окликнул ее тоненький голосок. Веточка опять перешла на бег.
— Да остановись ты, сумасшедшая!
Рядом появилась чья-то маленькая, закутанная в полотенце фигурка.
— Я за тобой от самого Дворца прыгаю! — пожаловался голос.
— Ну и зачем? — Вета резко остановилась.
— Сказать хочу. Многое.
Проезжающая машина осветила две странные фигурки. Одна — дрожащая, обтянутая мокрыми лосинами и ярким спортивным купальником, в покрасневших от слез глазах боль и напряжение. Другая — закутанная в полотенце, которое она придерживала у горла двумя руками.
— Холодно, однако, — сказала преследовательница: закутанная в полотенце, она походила на чукчу. И выглядело это весьма забавно, так что прохожие невольно фыркали от смеха.
Но Вете было не до веселья, она молча отвернулась.
— Титова, ты ужасная зануда! — пожурила девочка.
И тут только Веточка вспомнила: это была Кира Машкова, гимнастка из старшей группы. Та самая, что за свои двенадцать лет уже не раз побывала в золотых медалистках на областных соревнованиях, а на прошлогоднем европейском турнире получила Гран-при. И это были не единственные ее победы. Энергичная, обаятельная, хохотушка, она умела быстро находить общий язык и с педагогами, и с ребятами. И было непонятно, зачем эта жизнерадостная особа мокла под дождем рядом с малознакомой да к тому же не слишком удачливой Веточкой.
— Знаешь, у меня никогда не получалось так плавно запускать «змею», — доверительно сообщила Кира.