А вообще замкнутый мирок Коннаховского поместья с его жестким расписанием, здоровым питанием и здоровой же физической активностью после суеты последних месяцев пошел мне очень на пользу. Я прямо физически чувствовал, как успокаивается внутреннее напряжение, и как я легко втягиваюсь в местный упорядоченный быт.
Суровый спортивный лагерь: то, что нужно головорезу в перерывах между ответственными миссиями!
И я тут совершенно серьезно. Недаром у меня на родине спецназовцы примерно в таком же режиме живут между миссиями. Очень сильно лечит кукушку. Впору пожалеть, что дома у меня не было такой возможности.
Кстати говоря, моя кукушка здесь спустя полтора года вообще чувствовала себя на удивление прекрасно. Я ожидал, что напряжение от жизни здесь, недоверие ко всем и вся, постоянные поиски Алёны и общая неуверенность бытия будут серьезно подтачивать мой самоконтроль — вплоть до того, что придется прокачивать заодно и медитативные техники, чтобы случайно кого-нибудь не убить. Или вообще не сорваться в совершенно логично обоснованный кровавый раж. Я имею в виду, обоснованный той логикой, что «если ваша проблема не решается взрывчаткой, значит, вы взяли слишком мало взрывчатки». Только взрывчатку заменить на массовые убийства.
Однако ничуть не бывало. Я просто жил. Доверял матери и Фиену; воспитывал и обучал Герта, понемногу готовя его к роли главы Школы, если ему все-таки придется меня заменять — и не обязательно по «плохому» сценарию! Что если мне удастся улететь отсюда? На кого я оставлю Школу — не на малыша Ульна же? Во всяком случае, не в ближайшие пятнадцать-двадцать лет. Заодно и тренировал свою «преторианскую гвардию», надеясь создать из ребят как можно более ценных и разноплановых специалистов.
А из отдушин у меня было наслаждение обществом Ульна и Бера: я с удовольствием возился с малышней, показывал им простенькие погремушки, делал Беру массаж, чтобы тот быстрее начал садиться — почему-то у мелкого лентяя были с этим проблемы, хотя лекарь Коон никаких проблем в строении тела мальчика не находил.
Рены по-прежнему жили в основном здании поместья, и по вечерам мы по-прежнему собирались все вместе. Тильда на этих посиделках была молчалива, Фиен тоже оказался не любителем разговаривать, да и Айна не любила болтовню — я вообще подозревал, что между собой эта парочка может за целый день ни слова не сказать. Так что задача трещать выпадала детям — Герту, Фии, Лейне… ну и мне немного. Хотя я в основном расспрашивал эту троицу, чем говорил сам.
И вот однажды во время этих вечеров Фия, которая уже пару месяцев тренировалась в младшей группе, воскликнула:
— А нам сегодня рассказывали о Пире Богов, и о том, что если боец стал Великим Мастером, он обязательно туда попадет! И наставник Он сказал, что кто угодно может стать Великим мастером, если как следует дерется и вкладывает всю душу, а мальчишки потом стали говорить, что девчонки не бывают Великими мастерами, и уж они-то на Пиру Богов оторвутся без девчонок!
Фиен сардонически хмыкнул, Айна засмеялась:
— Доченька, дорогая, поверь мне: прежде чем эти мальчики вырастут, они трижды пожалеют о том, что на Пиру Богов мало женщин!
— Впрочем, женщины там есть, по словам некоторых жрецов, — пробормотал Фиен. — Вечно молодые и прекрасные феи…
И тут же осекся.
Тильда вдруг вскинула голову и поглядела на меня со спокойной улыбкой.
— Лис, ты мне с летом с такой уверенностью рассказывал о том, что наш бог на самом деле не такой, как о нем говорят. Будто плюшевый мишка сказал тебе, что он пытается сохранить все души…
— Да, — согласился я, отпивая компотик из сушеных яблок. Гораздо вкуснее, чем детсадовский компот из сухофруктов, которым меня потчевали в первом детстве. На том, чтобы я пил молоко, Тильда больше совсем не настаивала — удой от особой дорогостоящей коровы доставался Герту и его младшим сестрам, остаток шел на кухню. (Как только вернусь домой, первым делом налью себе литр безлактозного молока! А вторым — отправлюсь в хороший медицинский центр, пусть меня избавят от этой напасти.) — Так оно и есть. Наш бог ценит все живое, он превращает мертвые тела в живые растения, а тех — делает материалами для новых животных. Как он может отступаться от нас только на том основании, что мы умерли? Не может такого быть.
— Он что, всех на Пир берет, что ли? — удивилась Фия.
— Не совсем, — покачал головой я. — Чтобы попасть к нашему Богу после смерти, можно быть великим бойцом и отважно сражаться, защищая слабых. Можно быть хорошей матерью и растить своих детей в любви и строгости. Можно быть усердным тружеником и выращивать еду или делать красивые и полезные вещи. Все это — способы быть угодным нашему Богу. Поэтому к нему на Пир может попасть кто угодно, если он честен, праведен и не сидит, сложа руки!
Фиен и Айна переглянулись. Тильда грустно улыбнулась и опустила глаза.
А маленькая Лейна спросила:
— Ой, и люди из деревни, получается, тоже могут попасть к богу на Пир?
— Получается, — кивнул я.
— То-то они обрадуются, — сказала задумчиво девочка. — Папа говорит, им вечно еды не хватает!
Если бы я знал, во что выльется эта маленькая домашняя проповедь, может, и придержал бы язык. А может, и нет. Кто его знает.
Так или иначе спустя неделю или две Фиен подошел ко мне и сказал:
— Лис, не мог бы ты повторить свою историю о том, что на самом деле хочет от нас бог Подземного Царства? Что к нему на Пир может попасть кто угодно, если усердно работает?
Не то чтобы я совсем забыл к тому времени о своих словах — просто их вытеснили другие заботы. Никогда не считал себя проповедником. Мне казалось, что местные жители отнесутся к моему рассказу, как к недостоверной сказке — в конце концов, они противоречили и официальной версии, и местному укладу, который не предполагал никакой универсальности спасения. Да и вообще спасения не предполагал. Крестьяне и труженики должны были выживать, бойцы должны были драться — вот и все. С окончанием жизни заканчивалась и личность. О которой, кстати, тоже у большинства