Правда, сначала я все же успел максимально коротко изложить Фиену историю про засаду Воронов, да с матерью перекинуться парой слов. Тильда вышла посмотреть, как «мальчик» из Цапель при помощи Ясы выносит из кареты оборудование целителей: его оказалось на удивление много под лавками, я понятия не имел, что его там столько. И не похоже, что это хирургические инструменты: какие-то довольно массивные приспособления, что-то длинное, металлическое, позвякивающее… Особенно меня удивил плоский сундучок-чемоданчик, который Яса несла на вытянутых руках так, как будто он был платиновый.
Тильда наблюдала за этой суетой без особого любопытства, но руку мою сжала очень крепко — однако на публике обнимать не стала. «Как хорошо, что ты вернулся, сын! Твой отец очень плох. Если лекарь Иэррей справится, это и правда будет чудо, дарованное богами».
Самого Ориса не видел.
Проснувшись, я долго лежал, глядя в знакомые темные балки потолка. Перевел взгляд на не менее знакомого плюшевого мишку: теперь мой «кровный брат» обзавелся специальной полочкой в углу напротив кровати. Я хмуро шутил про себя «вместо иконостаса», но шутку кроме меня понимать было некому.
В поместье было тихо, судя по солнечному свету на стене, я понял, что проспал колокол на тренировку. Надо же. Или ее по какой-то причине распорядились не проводить? Неужели… траур?
Нет, не может быть. Не могу себе представить Школу Дуба, отменяющей тренировки даже из-за траура!
Я вскочил, увидел привычный желтый тренировочный костюм, разложенный слугами на стуле, и вздохнул с облегчением: значит, все-таки просто проспал.
Вытащив из шкафа «цивильную» одежду, я торопливо выскочил в коридор. Прежде всего — узнать, как наши люди! Мои ребята уже должны были добраться, они всего на полдня от нас отстали. И очень близко за ними должны следовать остальные.
Но, хоть я и подумал так, первым делом я направился к спальне отца. Забавно, что в своей новой жизни я впервые вошел в нее только тогда, когда Орис оказался ранен! До этого я только знал, где находятся покои родителей, но внутри ни разу не бывал. То есть наверняка бывал в детстве, но в моем относительно «взрослом» возрасте они меня туда ни разу не звали.
Дверь в комнату отца была приоткрыта, из-за нее слышались приглушенные голоса. Неужели готовятся к погребению?.. Нет!
Должно быть, когда я перешагнул порог, глаза у меня были самые дикие: все ко мне обернулись.
— А, вот и… герой, — проговорил слабый, но вполне узнаваемый голос. Отец!
Орис полулежал на подушках, бледный, с запавшими глазами и ввалившимися щеками, краше в гроб кладут — но живой! Живой!
Краем глаза я отметил, как изменилась комната. Странные железяки, которые я в своем сумрачном состоянии сознания не смог осмыслить, оказались подставками под фонари. Плюс имелась еще одна странная конструкция, похожая на раскладной штатив для хорошей настольной лампы — только на конце у нее вместо лампы крепилась толстая, поблескивающая синевой линза. Ого! Они оперируют под увеличением⁈ Ничего себе техника. Понятно, почему оиянца называют чудо-лекарем.
Кроме отца в комнате находились также Фиен, Тильда и лекарь-оиянец — последний сидел на стуле возле постели отца и держал его за запястье. Видимо, считал пульс. Тильда с улыбкой обернулась ко мне: впервые с ранения Ориса я видел такое облегчение у нее на лице.
— Сын! Иди сюда, дай я тебя обниму!
Я послушно подошел, и вот теперь Тильда стиснула меня, абсолютно не стесняясь. Я почувствовал, что женщина слегка дрожит, и успокоительно погладил ее по руке.
— Спас меня… — пробормотал Орис. — Привел лекарей. Горжусь тобой.
— Пап…
Горло у меня почему-то сдавило.
— Жаль нарушать вашу идиллию, но о спасении говорить еще рано, — сухо произнес оиянец. — Прошу вас помнить то, что сказала госпожа Боней. Результаты операции станут окончательно ясны только через пять-шесть дней. Когда станет понятно, насколько хорошо идет заживление раны. И предостерегаю вас от выражения излишних эмоций: хорошее настроение очень важно, но даже приятное напряжение — это напряжение. А напрягаться пациенту категорически противопоказано!
И снова этот язык и интонации, так напоминающие о медиках моего мира. Все же сложно поверить, что оиянец не имеет никакого отношения к Алёне. Но я тщательно его проверил, даже опросил.
А вот профессиональные манеры у него оставляют желать лучшего — обычно рядом с пациентом о неблагоприятных прогнозах не говорят. С другой стороны, это же Орис. Я подозреваю, что и госпожа Боней, и сам отец дали Иэррею указание не скрывать правду.
— Я помню, мастер-целитель, — сказала Тильда с искренней теплотой и признательностью в голосе. — Но мой муж пришел в себя и может говорить — это ли не чудо!
— Это результат грамотно проведенных мероприятий, — поправил Иэррей. — Что касается чуда — то его еще предстоит явить богу Подземного Царства. Прошу прощения, я ненадолго отлучусь. После меня дежурство возле господина Коннаха возобновит подмастерье Керн. Еще раз прошу, не причинять уважаемому главе Школы Дуба лишних волнений, пусть даже приятных.
С этими словами он поднялся с места, поклонился и, взяв чехол с акупунктурными иглами, был таков.
Мы с Фиеном переглянулись.
— Второй возок госпожи Боней с Лелой Он и остальными из твоей группы вернулся еще ночью, — сказал Фиен. — Утром прибыла группа с последними сменными лошадьми, почти сразу за ними — вторая. Остальных ждем с минуты на минуту…
Остальные — это как раз Дир, оставленный в Лейкерте, и Ланс, оставленный в деревне позже. Лансу я дал задачу забрать брошенных лошадей и похоронить тела наших ребят, а Дира попросил дождаться Ланса. Это нормально, что они задерживаются, но если не появятся — придется мне действительно собирать большой отряд и отправлять его на проверку.
— Ну… рассказывай, — проговорил Орис, протягивая ко мне широкую ладонь. — Как… бегом в Тверн и обратно?
Я шагнул к постели отца, схватил его ладонь в две свои и, вспомнив его собственный жест, прижал ее к моему лбу. Кожа у Ориса была холодной, пальцы казались неожиданно слабыми. Ну… лучше, чем жар. Наверное.
— Сказали же, — глухо произнес я. — Никаких волнений тебе. Лекарей надо слушаться.
— Спасибо… сын.
Он говорил медленно, слабо, выталкивая из себя слова — но улыбался. Очень беззащитно, просто по-человечески — а не хищно, как воин, и не властно, как глава Школы и лидер. Кажется, я первый раз видел у него такую улыбку.
— Благодарить нужно лекарей, — глухо возразил я, снова чувствуя комок в горле