— Вот, держи. — Папа сунул бумаги и ручку в грудь Толе, — Забирай мою дочь и проваливайте. Чтобы я больше вас никогда не видел!
Никогда? Что ж. Это можно устроить.
Я прочистила горло и они оба повернулись ко мне. В зеленых глазах плескалось сочувствие, а вот папа был невозмутим и спокоен. Учитывая, что актер из него крайне хреновый — он всем доволен и ни в чем не раскаивается. Миленько.
— Мама звонила. Руслана арестовали, — коротко сообщила я.
— Тогда нам не стоит задерживаться и еще больше беспокоить Владимира Марковича, — кивнул Щербинский.
Папа ударил ладонями по коленям и встал на ноги, делая шаг ко мне. С ужасом я поняла, что он потянулся меня обнять. Зачем? Я сделала шаг в сторону другого мужчины, который знал меня в разы меньше, но понимал гораздо лучше.
— Пап, слово “никогда” именно это и значит, — уронила я, делая еще один шаг назад. Подальше от него. — Не забывай об этом, пожалуйста. Никогда.
Глава 48
На обратный автобус до Рима мы сели в полной тишине. Каждому было о чем подумать, каждый из нас делал свои выводы после встречи с моим отцом. Я не могла знать, что творилось в голове у Толи. Он ничего мне не рассказал, а я не настаивала и не задавала вопросов.
Дорога домой складывалась в километры, время в минуты, а затем и в часы, но никак не приводила к какому-то логическому финалу. Развод с Русланом, испорченные отношения с родителями, неопределенность финансового положения. Что меня ждет, когда мы вернемся?
Прошло всего два дня с нашего отъезда. Я думала, что у меня будет больше времени, но ошибалась.
И это неплохо, иногда лучше сразу срывать пластырь, не давая ложным иллюзиям залить глаза розовой глазурью. Иногда лучше смотреть реальности прямо в глаза — черные и холодные, но быть уверенной, что с ней еще можно сыграть честно.
Так или иначе из всего произошедшего за последний год я вынесла некоторые уроки.
Да, мудрые люди учатся на чужих ошибках, глупые — на своих. Дураки и вовсе продолжают набивать шишки, спотыкаясь об одни и те же коряги, смотря на свою жизнь через призму чужого мнения и опыта, через советы лживых друзей и авторитетных родственников.
Исключив все это — стала ли я умнее? Не уверена. Но точно научилась принимать собственные решения и отвечать за них сама.
Не до конца. Не всегда верные. Иначе что сейчас рядом со мной делает Толя? Что бы я вообще смогла без него?
Принимать чужую помощь и осознавать, что без нее ты ничего добиться не сможешь — тоже неприятно, но необходимо. Щербинский был мне нужен как адвокат. Иногда как друг и собеседник. Как мужчина, на которого можно положиться во всем.
И это снова противоречит моему желанию стать самостоятельной.
Или нет?
Я повернула голову, смотря на Толю, мирно похрапывающего у окна. Он издавал смешные звуки, которые совсем не умаляли его мужественности, добавляя ей лишь очарования и простоты. Очертив взглядом его профиль, я вдруг осознала насколько мне с ним спокойно и безопасно. Как мало я о нем знаю. Как хочу узнать все остальное.
Но есть ли у меня время и шанс?
Мы жили вместе несколько недель и мне до боли знакомы все эти линии и морщинки его лица. Небольшой шрам на переносице из-за драки с другом в лагере в восьмом классе. Он сказала, что они поспорили из-за счета в футбольном матче, но Алена выдала секрет — поцапались из-за девчонки.
Небольшие лучики, которые появлялись когда он улыбался. И колючая щетина на второй и третий день, если он забывал побриться. Мягкие губы, терпкий парфюм вперемешку с крепким кофе.
Пришлось заставить себя отвернуться и пристально, до безобразия внимательно, начать изучать проход между креслами. Там не было ничего интересно, кроме дороги-серпантина и редко мелькающих деревьев. А голова гудела от воспоминаний как нам было хорошо две ночи назад. Тело помнило каждое прикосновение, каждую ласку и грубость.
— О чем задумалась? — Я вздрогнула от ласкового шепота и дыхания, которое почувствовала кожей.
Знала, что если только поверну голову, то утону в зеленых изумрудах его глаз. Соблазн был так велик, а губы Щербинского так близко — и все, о чем я могла думать, как не впиться в них, забывая обо всех нерешенных проблемах.
— Ни о чем, — промямлила едва слышно в ответ и Толя отодвинулся.
Спасибо!
— У нас ночной рейс. Снова летим через Стамбул со стыковкой в три часа.
— Главное, чтобы самолет не задержали.
— Главное вовремя закупиться водичкой, — ехидство в его голосе можно было черпать горстями.
Я закатила глаза, но так и не повернулась. Не знаю почему именно, но на некоторое время хотелось сохранить дистанцию.
Отрицать было бессмысленно — к Щербинскому я чувствовала больше, чем просто благодарность за отлично проделанную работу. Больше, чем просто сексуальное влечение. Больше, чем желание подурачиться на кухне, пока вы готовите ужин, обсуждая новости или то, как прошел ваш день.
Он окружил меня своей заботой, и я ответила тем же, совершенно быстро стирая границы между нами. Мы никогда не были просто клиентом и адвокатом, и мне сложно его ненавидеть за то, как он ненавидит моего отца. За то, что желает посадить его за решетку.
Мне сложно понять, почему он не испытывает ко мне такой же ненависти. Ведь я дочь Федорова, жена (почти бывшая) Макарова. Сейчас было бы идеальным моментом для его вендетты. Щелкнуть меня по носу, уничтожить, разбить вдребезги иллюзию покоя.
Ну может быть не сейчас, а когда мы приземлимся в Москве.
Или чуть позже.
— Олеся, я пошутил про воду, — его пальцы легли на мой подбородок и не без усилия он все же повернул мое лицо к себе. — Почему ты плачешь? Я сам куплю столько воды, сколько тебе нужно, только не лей слез, ладно?
— Я не плачу, — возмутилась, подняв ладони к щекам, чтобы доказать глупцу, что его слова полная чушь и нет никаких слез, но пальцы вымокли, а слова так и застряли в горле. Мне не удалось произнести и звука.
Щербинский положил свои ладони поверх моих и потянул меня к себе, прижимаясь губами к моему лбу. Я не могла говорить, почти не могла дышать, но впервые за долгое-долгое время почувствовала, что все наконец–то правильно.
Глава 49
Еще десять часов спустя мы все же приземлились в Москве. Погода была не лучшая и нас несколько раз прилично потрясло на высоте одиннадцати километров. Толя был невозмутим и спокоен, я бледно-зеленая от страха и ужаса. Пришлось вцепиться в его руку и крепко зажмурить глаза, пока самолету не удалось преодолеть грозовой фронт на подлете к Москве. Щербинский был не против.
Перелеты меня никогда не страшили, но это вовсе не значило, что получать адреналин таким способом было приятным занятием.
Уже на выходе из аэропорта я вдруг поняла, что не знаю куда теперь мне податься.
Угроза с возможными криминальными разборками стала не актуальна, а значит мамино нахождение у Бэллы, а мое — у Толи в квартире, необязательно.
— Я вызову такси, — выдавила из себя так тихо, как только могла и потянулась в карман за телефоном. Надеялась, что Щербинский все поймет без слов.
— Я уже вызвал.
Нет, он не понял.
— Мне нужно забрать маму у Бэллы Изольдовны, пока та окончательно не решила распрощаться с сотрудником, доставляющим больше проблем, чем пользы. Да и к тому же она наверняка хотела бы знать подробности поездки.
Слабая улыбка коснулась его губ. Он все еще не вникал в смысл моих слов.
— Расскажешь ей завтра. Ты устала и выглядишь бледной после перелета. Бэлла справится, а тебе нужно выспаться — почти сутки на ногах, — мужчина встал напротив, до конца протягивая язычок молнии на моей куртке вверх.
На улице шел дождь, ветер поднимал в воздух брошенные людьми фантики от конфет и пустые пачки от чипсов, которые не успели убрать дворники. Погода действительно была премерзкая.
— И тебе тоже. Не хочу мешаться в твоем логове холостяка, я и без того задержалась там слишком долго.