Очевидно, что Щербинскому позвонила Бэлла Изольдовна. Других вариантов не было.
И если быть до конца честной с самой собой, я конечно надеялась, что он появится. А вчера хотела, чтобы он не отпускал меня и забрал к себе. Кажется, что мне еще учиться и учиться женской мудрости. А это значило не проявлять свой эгоцентризм как минимум.
Толя слишком быстро и легко раскусил эту черту и показал мне насколько неправильно пытаться загонять его в рамки или прогнуть под себя. Он и без этого сделал все, чтобы помочь. Так почему же я вдруг стала вести себя как избалованный ребенок, который вдруг захотел получить выброшенную ранее игрушку?
Из-за эгоизма? Я никогда не страдала этим, всегда лишь отдавала себя тем кого любила. Всегда была готова приходить на помощь, помогать, ободрять, прощать и поощрять. От осознания, что меня все это время использовали я испытала слишком острую боль и больше не хотела переносить подобное отношение к себе.
Но Толя медленно заставил снова почувствовать меня важной и нужной для кого-то.
Для него.
Он никогда не смотрел на меня с высока. Даже в нашу первую встречу в кафе — был взбешен моей беспечностью, и решил, что я всего лишь хотела поесть нахаляву, но не видел глупую девчонку, без собственного мнения.
Щербинский никогда не считал мой шрам и мою болезнь уродством. Не игнорировал. Все видел, но принимал как есть. Как часть меня самой. Оказалось так сложно с этим смириться, так сложно поверить, что подобное возможно.
Я влюбилась в него и боялась, что он не чувствовал того же.
Спрашивать было страшно, не спросить — еще страшнее. Поэтому я вчера убежала. И сделала бы это снова. До тех пор пока в его голову не пришла идея наконец-то меня поймать.
— Олеся? — от размышлений меня неожиданно отвлек голос Беловой. — Ты здесь? Меня вызвали на допрос, видимо тебя тоже.
Я не слышала стука каблуков, но шпильки были на месте. Как и красная помада, как и глубокое декольте.
Иногда даже хорошо, что некоторые вещи в этой жизни не меняются. Что люди остаются прежними.
Например, Наташа.
Сложно поверить, что несколько месяцев назад мы были лучшими подругами и я делались с ней самыми сокровенными переживаниями об отношениях с мужем и страшными подробностями своего лечения. А теперь она просто чужой человек, разрушивший все это до основания, но вышедшая сухой из воды.
— Да, меня тоже вызвали на допрос.
Повисла тишина. Белова достала из кармана свой айкос и быстро затянулась. Сладковатый химический запах персиков заполнил узкое пространство коридора между нами.
— Знаешь, я должна перед тобой извиниться.
— Не стоит, тем более что я не поверю ни твоим словам ни в то, что они искренни.
— И все же, извини. Впредь я буду умнее и не стану лезть в чужие семьи и спать с начальником. Тут я просто собрала неудачное комбо.
— А мне говорила, что любишь его.
— Я любила, — она вздохнула и затянулась снова. — Но… как ты прожила с ним столько лет? Он неуравновешенный и деспотичный. Самовлюбленный. Циничный. Эгоистичный и…
— Наташ, я поняла, что ты досконально изучила все возможные синонимы к слову “козел” применительные к Макарову, но давай оставим этот фарс. Пройди чуть дальше по коридору, тебя наверняка ждет майор Князев. Счастья я тебе желать не буду, удачи тоже. Давай сделаем так, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись. Пусть твои ошибки — будут только твоими.
— А ты, значит, безгрешная? — усмехнулась бывшая подруга. — Я так не думаю. Просто свою сучью натуру маскируешь чуть лучше, чем все остальные.
Не прощаясь она направилась дальше и без труда нашла нужную дверь. Я надеялась, что Щербинский закончит с Русланом раньше и мы сможем выйти отсюда как можно скорее. Но не упустила ее слов из виду. Может быть отчасти Наташа была права и во мне было столько же плохого, сколько и в остальных людях.
Но даже если это так, то у каждого из нас есть выбор. Быть честным или обманывать. Переживать за себя или окружающих. Изменять или оставаться верными. Принимать свои ошибки или возложить вину за них на всех вокруг.
Любить или…
Дверь напротив меня открылась и из нее вышел Щербинский.
— Пойдем, — он протянул руку, и я без сомнения вложила свою ладонь в его, понимая, что теперь иначе и быть не может.
И только потом спросила: — Куда?
— Домой. Мы идем домой, Олеся.
Эпилог
Год спустя.
“Известный адвокат по бракоразводным процессам, Макаров Руслан, был признан виновным в пособничестве легализации денежных средств, полученных преступным путем в особо крупном размере по предварительному сговору группой лиц. Звездному партнеру крупной московской фирмы не только назначили наказание в виде лишения свободы на три с половиной года в колонии общего режима, но и запретили в дальнейшем заниматься профессиональной деятельностью по специальности юрист”.
Я едва успела дочитать статью до середины, когда планшет из рук был нагло конфискован. Вместо него мне вручили бокал прохладного белого сухого вина.
В конце сентября в Италии стояла прекрасная погода, а на небольшой вилле, которая прилегала к винограднику, оказалось очень интересно проводить время.
— Не читай новости, там нет ничего интересного.
— Наоборот, мне полезно знать, что происходит дома, когда нас там нет.
— Волнуешься за бывшего? — Толя не грубил, но недовольство в его голосе читалось слишком явно.
Я приподняла бокал, рассматривая мужчину через тонкое стекло. Такой взрывной характер и такая удивительная способность рассуждать здраво ровно тогда, когда это требуется.
Мы приезжали сюда уже третий раз за год и всегда задерживались чуть дольше чем планировали. И теперь это тоже наш дом.
В тот день, когда Руслан предпринял последнюю попытку втянуть меня в свою жизнь и заставить вновь ему поверить, Толя не только отвел меня к себе, но и рассказал обо всем, что мы не успели и не стали обсуждать по дороге домой из Италии.
Он купил виноградник у моего отца. Не без помощи хороших знакомых и полезных связей легализовал бизнес через своего партнера, а еще через месяц положил документы мне на подпись. Фактически перепродал половину всего имущества мне.
— Я ничего не знаю про винодельни и бизнес, тем более как им управлять из России в Италии.
— Я тоже не знаю, но мы разберемся.
Этот диалог состоялся через неделю после того, как я стала свободной женщиной согласно букве Семейного Кодекса РФ.
Говорят, что некоторые отмечают развод шумно и с размахом. Почти так же как и свадьбу, только вместо белого платья — яркое и вычурное, вместо шампанского — кровавая Мэри, а вместо мужа… кто-то, кто мог бы скрасить будущее одиночество.
Я все это пережила и переболела давно. У меня не было ни сожалений, ни поводов для праздника. Скорее горечь от того, что наша с Макаровым красивая история была запачкана грязью и закончилась так некрасиво.
Со Щербинским отношения были похожи на американские горки. То тихая и беззаботная низина, то смертельные петли, взрывные ссоры и жаркие примирения. Классный секс, безумные поступки и всегда, абсолютно всегда внимание к мнению человека, которого ты любишь.
Толя умел слушать и слышать меня, но это вовсе не значило, что соглашался с каждым словом. Я же училась у него отстаивать свою точку зрения в равноправных отношениях.
Общение с мамой практически сошло на нет. Она так и не смогла принять моего разрыва с Русланом, до конца верила в его невиновность и правоту. С одной стороны ее преданностью зятю можно было только восхищаться, с другой я не понимала, почему она никак не хотела снимать свои “розовые” очки. Возможно, что видела в нем сына, которого у них с отцом не было. Или потому что верила, будто Макаров станет единственным, кто сможет отстаивать наши интересы и защищать от всех бед.
Мама осталась жить в той же квартире, что и раньше на пенсию и денежное содержание, которое я ей выделяла из доходов с винодельни.