Кекс вернулся в комнату, не говоря ни слова. Он даже не заметил, что Джени смотрит на него, просто рухнул на постель и заснул. Джени стояла у плиты и мыла посуду. И вдруг прозвучал странный, холодный голос:
– Джени, ты больше не хочешь спать вместе со мной?
– Доктор сказал, что ты должен спать один, Кекс. Разве ты не помнишь, что он говорил это вчера?
– То есть тебе лучше спать на полу, чем в постели со мной? – Джени увидела, что в руке Кекс держит пистолет. – Отвечай, когда я тебя спрашиваю!
– Кекс, Кекс, милый! Ложись в постель! Я сразу же стану спать с тобой, как только доктор позволит. Ложись! Доктор придет с лекарством с минуты на минуту.
– Джени, я так старался любить тебя! Мне больно, что ты так ко мне относишься…
Рука взметнулась, и Кекс наставил пистолет прямо в грудь Джени. Она заметила, что даже в болезни Кекс отлично целился. Может быть, он просто хочет ее напугать? Ну конечно, только напугать…
Первая осечка. Джени инстинктивно потянулась за ружьем и схватила его. Это должно было бы его остановить. Скорее бы доктор пришел! Или хоть кто‑нибудь! Она переломила ствол ружья и зарядила. Вторая осечка – больной мозг Кекса требует, чтобы он ее убил.
– Кекс, брось пистолет и ложись в постель! – закричала Джени. Ружье плясало в ее дрожащих руках.
Кекс прислонился к наличнику двери для устойчивости. Джени хотела подбежать и схватить его за руку, но заметила быстрое движение дула и услышала щелчок осечки. В глазах Кекса Джени увидела дикую ярость. Ее охватил страх, как тогда в воде. Она подняла дуло ружья – в надежде и страхе. Она надеялась, что, увидев ружье, Кекс убежит, и в то же время она боялась за свою жизнь. Но если бы Кекс был в здравом уме, он не стоял бы перед ней с пистолетом в руке. Сейчас он ничего не боялся – ни ружья, ни чего‑то другого. На оружие в ее руках он смотрел так же спокойно, как если бы Джени наставила на него палец. Она видела, как он весь окостенел и прицелился. Ярость требовала выхода, а Джени была единственным живым существом рядом с ним.
Пистолет и ружье выстрелили почти одновременно. Пистолет – сразу за ружьем, как эхо. Кекс пошатнулся, и его пуля просвистела над головой Джени. Она увидела выражение его лица и кинулась вперед. Он обмяк на ее руках. Джени пыталась обнять Кекса, а он впился зубами в ее руку. Вместе они рухнули на пол. Она попыталась подняться и как‑то освободить руку из зубов Кекса.
Это был самый страшный момент, и длился он целую вечность. Только что она была обычной напуганной женщиной, сражающейся за свою жизнь. И вот уже она принесла себя в жертву, и голова Кекса лежит у нее на коленях. Она так хотела, чтобы он жил, а он умер. Час – это не вечность, но время для слез. Джени прижимала голову Кекса к груди, плакала и безмолвно благодарила за то, что он дал ей возможность помочь ему во имя любви. Она должна была обнять его крепче – ведь он вот-вот уйдет, а ей нужно в последний раз сказать о своей любви. А потом горе внешнего мрака ослабело.
В день великой скорби Джени оказалась в тюрьме. Когда доктор рассказал обо всем шерифу и судье, они решили рассмотреть дело в тот же день. Нет необходимости наказывать Джени еще и тюремным ожиданием. Три часа в тюрьме, а затем суд собрался для разбирательства. Времени было мало, все были рядом. В зале собралось множество белых и все негры на мили вокруг. Кто не знал, как сильно Кекс и Джени любили друг друга?
Суд начался. Джени увидела судью в черной мантии – он пришел узнать про нее и Кекса. Еще двенадцать белых людей бросили все свои дела, чтобы узнать, что произошло между Джени и Кексом Вудсом, а потом решить, правильно это или нет. Как смешно. Двенадцать чужих людей, которые абсолютно не знали, кто такие Кекс и Джени, собирались разбирать это дело. Десять белых женщин пришли посмотреть на Джени. Они были хорошо одеты, на их щеках был румянец от хорошей еды. Все они – не бедные люди. Зачем они покинули свой богатый мир, чтобы посмотреть на Джени в рабочих штанах? Но злобы в них не было, Джени это чувствовала. Лучше бы она рассказывала все этим женщинам, а не чужим мужчинам. Она надеялась, что гробовщик хорошо позаботится о Кексе. А они должны позволить ей это увидеть. Еще в зале был мистер Прескотт. Она хорошо его знала. Он собирался призвать двенадцать мужчин убить ее за то, что она застрелила Кекса. А чужой мужчина из Палм-Бич будет уговаривать их не убивать ее. Никто в поселке никогда не видел этого человека.
А потом она увидела цветных, которые заняли задние ряды в зале суда. Они жались друг к другу, как листья сельдерея, только темные. Все были против нее – она это чувствовала. Столько людей сейчас ненавидело ее, что Джени хватило бы легкого шлепка от каждого из них, чтобы быть забитой до смерти. Она чувствовала их грязные мысли о ней. Они чесали языки и осуждали ее. Язык – самое надежное оружие слабых людей. Единственное орудие убийства, которым им позволено пользоваться в присутствии белых.
Вскоре все было готово. Людям предложили выступать, чтобы все поняли, что делать с Джени Вудс. Белые вели себя спокойнее и серьезнее, негры же переговаривались не переставая – словно ветер шелестел пальмовыми листьями. Они говорили по отдельности и все вместе, покачиваясь в общем ритме.
Через бейлифа [27] они сообщили мистеру Прескотту, что хотят дать показания. Кекс был хорошим парнем. Он был добр к этой женщине. Ни к одной чернокожей не относились лучше. Никогда! Ради нее он работал как собака и чуть не погиб, спасая ее во время урагана. А как только у него началась лихорадка от воды, она нашла себе другого мужчину. Послала за ним, чтобы он побыстрее приехал. Повесить ее мало.
Все хотели дать показания. Бейлиф, шериф, судья, шеф полиции и прокурор и адвокат слушали каждого по несколько