Нэнни готова была проснуться. Ей снились чьи‑то голоса, далекие, но настойчивые. Постепенно голоса приближались. Голос Джени. Джени всегда говорила с легким пришепетыванием. И еще мужской голос, который она не могла узнать. Это разбудило Нэнни. Она села на кровати и выглянула из окна. Она увидела, как Джонни Тейлор целует ее Джени.
– Джени!
Голосу старухи недоставало решительности и твердости. Он был хриплым и слабым – и Джени подумала, что Нэнни ее не видела. Она вырвалась из своих мечтаний и кинулась в дом. Так кончилось ее детство. Голова и лицо Нэнни напоминали корни старого дерева, безжалостно вывернутого из земли бурей. Некогда это дерево было мощным и сильным, но все осталось в прошлом. Пальмовые листья, которыми Джени украсила полог над бабушкиной кроватью, засохли и стали неотъемлемой частью бабушкиного облика. Но глаза ее по-прежнему оставались острыми и проницательными. Под их взглядом Джени смутилась, а комната и мир слились воедино.
– Джени, ты уже женщина и должна…
– Нет, Нэнни, нет… Я еще не женщина!
Эта мысль была для Джени слишком новой и тяжкой. Она гнала ее прочь.
Нэнни закрыла глаза и несколько раз медленно кивнула, а потом заговорила:
– Да, Джени, да, ты уже вошла в женскую пору. И я скажу тебе то, что должна сказать в этот момент. Я хочу увидеть тебя замужем – прямо сейчас.
– Замужем?! Нет, Нэнни! Нет, мэм! Что я могу знать о муже?
– То, что я видела, для меня слишком много, детка. Я не хочу, чтобы какой‑нибудь грязный ниггер в драных штанах, вроде Джонни Тейлора, вытирал об тебя ноги.
Слова Нэнни превратили поцелуй у калитки в кучу дерьма после дождя.
– Посмотри на меня, Джени. И нечего тут сидеть, повесив голову! Посмотри на свою старую бабушку! – Голос Нэнни зазвенел, выдавая силу ее чувств. – Я не хочу разговаривать с тобой так. Я много раз стояла на коленях и молила Творца об одном – чтобы Он не взвалил на мои плечи груз, который окажется слишком тяжелым.
– Нэнни, я просто… Я не хотела ничего дурного…
– Это‑то меня и пугает… Ты не хотела ничего дурного. Ты даже не знаешь, что такое – дурное… А я уже стара. Я не всегда буду рядом, чтобы уберечь тебя от опасности. И я хочу, чтобы ты прямо сейчас вышла замуж!
– Но разве так можно? Разве я могу? Я же никого не знаю…
– Господь управит. Он знает, что я уже устала нести этот груз. Кое-кто уже говорил со мной о тебе давным-давно, но я не ответила, потому что не такой путь я тебе уготовила. Я хотела, чтобы ты окончила школу и выбирала ягоду послаще с куста повыше. Но теперь я вижу, что тебе это не по вкусу…
– Нэнни, а кто… кто спрашивал обо мне?
– Брат Логан Килликс. Он хороший человек.
– Нет, Нэнни, нет, мэээм!!! Вот почему он тут ошивается! Он похож на череп с кладбища!
Бабушка выпрямилась, опустила ноги на пол и отвела пальмовые листья от лица.
– Значит, ты не хочешь выйти замуж, как пристало приличной девушке? Ты хочешь обжиматься, целоваться и шляться сначала с одним мужиком, потом с другим? Ты хочешь испить из той же чаши, что и твоя мама? То есть моя старая голова еще недостаточно седа? А спина недостаточно согнулась, чтобы ты меня послушалась?
Мысль о Логане Килликсе оскорбляла красоту грушевого дерева, но Джени не знала, как сказать об этом Нэнни. Она просто опустила голову и уставилась в пол.
– Джени!
– Да, мэм…
– Отвечай мне, когда я говорю! И не стой здесь, уставившись в пол! Я все делаю только ради тебя
Бабушка отвесила Джени тяжелую оплеуху. Голова девушки откинулась назад, и взгляды их встретились. Нэнни уже занесла руку для второго удара и тут увидела крупные слезы в глазах Джени, слезы невыразимого страдания. Девушка сжала губы, чтобы удержать крик. И бабушка не выдержала. Она не ударила внучку, а лишь отвела тяжелую прядь волос с ее лица и поднялась на ноги. Она внутренне страдала, любила и плакала по ним обеим.
– Иди сюда, к своей бабушке, детка. Сядь к ней на колени, как раньше. Твоя Нэнни не позволит и волоску с твоей головы упасть. Она не хочет, чтобы кто‑нибудь причинил тебе боль, и сделает для тебя все. Детка, белый человек правит всем – сколько я себя помню. Может быть, где‑то за океаном и есть место, где правят черные, но мы знаем только то, что видим. Поэтому белый человек сбрасывает груз и велит ниггеру подобрать. И ниггер подбирает, потому что должен. Но нести этот груз он не хочет. Он передает его женщинам. Женщины ниггеров – мулы этого мира… И так было всегда… Мне остается только молиться, чтобы твоя жизнь была другой. О, Боже, Боже, Боже!
Нэнни долго сидела, раскачиваясь в кресле, прижимая девушку к своей впалой груди. Джени перекинула длинные ноги через подлокотник, а с другой стороны ее густые волосы касались пола. Нэнни не то пела, не то плакала – она творила собственную молитву по своей плачущей внучке.
– Господь милосердный! Это был долгий путь, но я знала, что меня ждет. О, Иисус! О, Иисус! Я старалась изо всех своих малых сил…
Наконец они обе успокоились.
– Джени, как давно ты позволяешь этому жалкому Джонни Тейлору целовать себя?
– Только сегодня, Нэнни, единственный раз! И я совсем его не люблю! Даже не понимаю, почему это случилось…
– Благодарю, масса Иисус!
– Я больше не буду, Нэнни! Только не заставляй меня выходить за мистера Килликса!
– Дело не в Логане Килликсе. Я хочу, чтобы у тебя, детка, была защита. Я слишком стара. Очень скоро здесь остановится ангел с мечом. День и час скрыты от меня, но это будет скоро. Он избавит меня – я не увижу тот день. А я каждый день молюсь, чтобы Он продлил эти золотые моменты еще хоть на несколько дней, пока я не увижу, что ты устроена в жизни.
– Позволь мне подождать, Нэнни! Пожалуйста, ну еще хоть немного!
– Не думай, что я не сочувствую тебе, Джени… Я очень люблю тебя. Даже если бы я сама тебя родила и была бы твоей мамой, то не могла бы любить тебя сильнее. У тебя нет папы, и можно сказать, что и мамы нет, хотя она тебя и