– Вот именно. Кстати, насколько мне известно, сегодня у нас остановился постоянный клиент, который всегда весьма щедр, если все его пожелания исполняются.
Зажав себе рот рукой, пячусь назад. Нет… Нет, они ведь не это имеют в виду?! Не может такого быть…
Да почему не может, Софья? Сними уже розовые очки! Тебя один раз уже подложили под «клиента». Что мешает провернуть это во второй раз?
Что мне делать?!
Если я сейчас сбегу – меня уволят. И это в лучшем случае. Но и работать здесь… Нет, я больше не смогу. А что, если…
Изо всей силы кусаю себе губы. Лицо у меня наверняка и без того бледное. Лезу рукой в стоящую поблизости вазу с цветами и мочу себе волосы на висках. Поправляю форму, наглухо застёгивая все пуговицы, даже верхнюю у самого горла, которую мы все держим расстёгнутой. И, постучав, захожу в кабинет.
– Софья? Присаживайтесь, – новый управляющий указывает мне на стул напротив, Роман Анатольевич как раз передаёт ему какую-то папку, кидает на меня быстрый взгляд и сразу же хмурится.
– Софья, вы что, больны?
– С утра всё было хорошо, – я, потупившись, разглядываю вытертый ковёр под своими ногами. – А полчаса назад у меня так разболелся живот… Простите, пожалуйста! Я уже выпила таблетку.
– А-а, – тянет Николай Борисович.
Они с Романом Анатольевичем обмениваются мимолётными и словно бы слегка разочарованными взглядами.
– Ну ладно, – кивает новый. – Так, Софья, я позвал вас, чтобы сообщить, что меня вполне устраивает ваша работа. Но, на мой взгляд, вы можете справляться с большей нагрузкой. Как насчёт того, чтобы добавить в ваш график несколько ночных смен? Разумеется, это будет оплачиваться. Мы ценим верных служащих.
– Я буду очень рада, – киваю, сдерживая внутреннюю дрожь.
Главное сейчас – не показать, что я что-то подозреваю. Нужно усыпить их бдительность, чтобы сегодня мне дали спокойно доработать. А дальше… дальше придётся решать.
– Ну и отлично, решено, – довольно кивает Николай Борисович. – На сегодня можете быть свободны. У вас до конца смены осталось полчаса, разрешаю вам уйти пораньше, раз вы себя не очень хорошо чувствуете.
– Спасибо вам огромное! – стараюсь, чтобы голос прозвучал максимально искренне. – Я обязательно отработаю! Завтра приду на полчаса раньше!
– Рад, рад, такое рвение весьма похвально, – довольно кивает управляющий и отпускает меня благосклонным кивком.
Медленно выхожу из кабинета и спокойным шагом, сдерживая себя, добираюсь до раздевалки персонала. Дня два-три меня не должны тронуть. Они явно поняли, что для «близкого общения» я сейчас не подхожу. Но вот потом…
Мозг у меня работает так, что, кажется, голова дымится. Быстро, стремительно просчитываю все возможные варианты. В итоге останавливаюсь на одном. Шансов немного, но попробовать стоит. И я еду в больницу, куда вот уже два года вожу маму.
– Вячеслав Игоревич, у меня к вам огромная просьба, – умоляюще складываю руки, глядя на маминого врача.
Этот онколог ведёт её с самого начала болезни. Мужчина в возрасте с добрым, располагающим к себе лицом и зачёсанными назад густыми седыми, почти белыми волосами. Он как-то сказал мне, что поседел чуть не в тридцать лет. Я ещё тогда подумала, неудивительно – при его-то профессии.
Мне невероятно повезло – Вячеслав Игоревич смог меня принять. Обычно к нему не пробиться, а сегодня накладка вышла какая-то.
– Рассказывайте, Софья, – врач кивает, продолжая параллельно заполнять какие-то бумаги. – Что-то с мамой?
– Не совсем, – мелкими глотками вдыхаю воздух.
Я толком не продумала свою идею. И понимаю, что Вячеславу Игоревичу придётся что-то рассказать. Может, и не всю правду… Но как минимум её часть.
– Я… хотела спросить вас… хотела попросить, можете ли вы выдать мне какой-то документ, доказывающий, что за моей мамой нужен регулярный присмотр, и поэтому я не могу работать?
Вячеслав Игоревич откладывает ручку и поднимает на меня глаза, в которых проскальзывает недоумение. Я понимаю его удивление. Мы живём на мамино пособие и мою зарплату. Он специально шёл мне навстречу и по возможности подстраивал мамины осмотры и приёмы под моё рабочее расписание, а тут я являюсь с такой просьбой.
– Есть такая справка, да, – медленно говорит онколог. – Стандартная форма. Но, Софья… состояние вашей мамы сейчас не требует постоянного нахождения рядом.
Вздыхаю с каким-то всхлипом, не удержавшись. Я ещё даже не была на приёме по поводу своей беременности, но уже почитала кое-что в интернете… Гормоны у меня шпарят будь здоров.
– Вячеслав Игоревич, – начинаю хрипло, – меня в отеле… мне хотят… я не знаю, как сказать, – делаю глубокий вдох и запрокидываю голову, пытаясь удержать слёзы. – В общем, меня собираются использовать, чтобы предлагать тем, кто этого хочет… более тесное общение.
– Что-о?! – глаза врача чуть не вылезают из орбит. – Софья, с чего вы…
– Услышала, – опускаю голову и смотрю ему в глаза. – Случайно. Разговор управляющего. Они хотели прямо сегодня… Говорили про клиента. Мне удалось отвертеться, уйти. Но если я покажу, что знаю… если начну возражать… Меня внесут в чёрный список, это, знаете, такой закрытый список, к которому имеют доступ отели, некоторые рестораны, вообще организации из сферы обслуживания. Я потом работу не найду.
Слова льются из меня потоком, заставляю себя замолчать, смотрю на врача.
– Это какой-то идиотизм! – возмущается врач. – Неужели у вас нет службы безопасности или, я не знаю, профсоюза – кого-то, кто следит за такими вещами?!
– Пожалуйста, Вячеслав Игоревич, – закусываю губу. – С ними невозможно бороться. Никакие законные меры тут не помогут. Ну пойду я, допустим, в службу безопасности, а то и в полицию – и что дальше? У меня ничего нет, кроме слов. Никто мне не поверит.
Врач вздыхает. Его вспышка была бессмысленной, мы оба это понимаем.
– Эта справка, которую я вам дам, не гарантирует ничего, – говорит мужчина негромко. – Это как больничный. Неделя, ну две. Что дальше?
– Мне придётся уехать, – опускаю голову. – Уволиться и уехать.
На самом деле, придётся уехать ещё и из-за беременности, но об этом я говорить не буду.
– А ваша мама? – качает головой онколог.
– Я… буду думать, как решить эту проблему, – сжимаю руки. – Сейчас мне просто нужно выиграть немного времени.
– Хорошо, – Вячеслав